Читать книгу "Потерянная принцесса - Алина Немирова"

Место в строю, пустующее без Матиаса, ныло, как загноившаяся рана.

* * *

У всех бывают чудачества. Отец Петар, например, считал, что духовному лицу не подобает проливать кровь – даже в бою и даже если это кровь неверных. Поэтому меч он не носил. И никакие доводы на него не действовали: ни то, что братья-рыцари тоже по сути своей клирики, ни рассказы о подвигах Эльсана [7]. За упоминание Эльсана он вообще мог епитимью наложить.

Но сказать, что он не носил оружия вовсе, было бы ошибкой: для орденского священника это уж слишком большая роскошь. А палица – она, конечно, кровь обычно не проливает, особенно при ударе по кольчуге… Если же человек после этого не встанет, то такова уж его судьба. После ударов отца Петара вообще-то вставали редко.

Но в бою всякое случается, и иногда доводится «благословить» врага по шлему. От такого, понятно, иной раз кровь из носа и ушей хлынет, а порой даже глаз на щеку вывалится, что тоже без крови не бывает.

В таких случаях отец Петар очень огорчался, называл себя великим грешником. После сражения, бывало, порывался читать молитвы за загубленные души, даже если души эти принадлежали неверным. А это уже подлинный грех, да и просто ересь.

Немного утешало его сравнение последствий такого удара со взмахом аспергиллума, кропила для святой воды. От него точно брызги летят. Значит, можно считать: неверный в последний миг своей жизни получает-таки шанс принять крещение, раз уж все другие случаи он отверг. И это никакая не ересь…

Была и другая проблема. Все-таки, как ни крути, палица – оружие не на все случаи смерти. Кто бы иначе тогда мечи ковал? Иной раз враг, получив удар, пошатнется, упадет лицом на шею своего коня, но потом, глядишь, и в себя придет. Не через дни – через мгновения. Как раз когда ты к нему спиной окажешься.

Для подстраховки от такого был у священника помощник – Рюдигер, боевой кнехт. Огромный, свиреповидный, в совершенстве владевший искусством дорубать и докалывать. Своему пастырю он был верен беззаветно, спину его прикрывал в каждом бою… вот и сегодня прикрыл, а свою грудь от трех бронебойных стрел, пущенных почти в упор, уберечь не смог.

Отец Петар, с ревом развернувшись, сумел воздать должное одному из убийц; второму в сумятице ближней рубки отдал долг кто-то другой; третий же ускользнул.

Мчатся, скачут, ратуют, метят и пронзают,Хищными волчищами грабят и терзают…

* * *

…Словно волки и гиены,Коих манит запах тлена!

На самом деле секачу, когда он бросается в атаку, не дано полностью превратиться в клыкастое рыло. Это у него получается только в обороне, когда он вжимается задом в чащобу, в камышовый залом.

А когда вепрь атакует врага – его тело открыто. Тугое, щетинистое, крепкое на рану. Но все же уязвимое. Особенно когда враг – не барс, а многотелая свора кровожаждущих псов, за которыми маячат охотники, держа разящую сталь наготове, но избегая подступаться, пока собаки не сделают свою работу.

Страшный натиск с таранными копьями наперевес мог бы опрокинуть любой встречный удар, но нет сейчас в копьях-отрядах ни одного копья-оружия, сослужили они службу в первые сутки, изломаны во вражеских телах или брошены во время ночного бегства. Да и не сходятся адские воины с орденскими братьями грудь с грудью, сила на силу. Слаженно вертятся на своих злых конях, заходят с разных сторон языками пламени.

Все это ведомо по битвам с сарацинами, и от такой отравы есть противоядие. Но тут иная слаженность, и даже сила иная.

Горят огни клинков, грохочут о железо булавы и кистени. Дождем льются лучные стрелы. Редко, но весомо огрызаются в ответ конные арбалетчики.

Слева летит аркан, падает на плечи, но Лютгер, пришпорив Вервольфа, сокращает дистанцию, не давая затянуть петлю. Тартарин разворачивает своего скакуна. В открытом поле он успел бы, однако они в тесной круговерти схватки, на земле бьются и страшно кричат поверженные кони – и легкому всаднику не суждено уйти от тяжелого. Срубив врага одним ударом, рыцарь сбрасывает с себя волосяную смерть.

Несколько раз стрелы бьют в Лютгера, отскакивают от шлема, пронзают верхнюю кольчугу и вязнут в нижней. Вспышка боли отозвалась в ноге: кольчужный чулок однослоен, и стрела дорвалась до мяса. Ничего.

Сбоку наскакивает еще один всадник. Щит давно расколот и брошен, Лютгер принимает сабельный удар на левую руку – она враз онемела, потому что кольчатый рукав однослоен тоже, но от ответного удара тартарин пошатнулся.

Вервольф насел на степную лошадку грудью, сотряс ее, опрокинул. Его боевая попона истыкана стрелами, но лишь вокруг трех-четырех из них расплываются бурые пятна – а рыцарский конь на рану крепче любого вепря.

Пыль. Мелькание, мельтешение. Солнце коснулось расщелины между вершинами, багряный свет тускнеет – и нет у предводителя возможности следить за полем боя сквозь смотровую щель. Лютгер поднимает забрало.

Псы, извернувшись, вгрызлись в плоть вепря, но он отбивается так, что прыжок их вышел крив. Мимо шеи промахнулись, на загривке не повисли. Терзают панцирно-крепкие бока, захлебываются кровью, его и своей.

Каждая капля крови теперь важна и каждая капля пота, любая уцелевшая кость, железо, вздох…

Где же охотники? Им сейчас не скрыться за своими воинами: почти все силы должны быть в бой брошены…

Вот они. То есть он: тот же, что пускал свистящую стрелу со склона двуглавого холма. При нем еще с десяток воинов, тоже в доспехах куда лучше, чем у прочих, кое у кого даже шлемы с наличниками, а под иными и кони в броне. Но это не имеет значения: все они – лишь оружие охотника, его рогатина, кинжал, свинокольный меч.

Кажется, с утра по меньшей мере двое охотников было. Должно быть, один сложил-таки голову. Или с самого начала был единственный. Не важно.

Важно – как бы вепрю обрести упор, чтобы стряхнуть псов и рвануться еще раз. Он еще в силах. Тогда с воем осыплются с него собаки, и откроется путь к охотнику, пускай лишь на мгновение, но можно успеть, можно… А сейчас кабан бестолково топчется на месте, цепляя клыками собак, но не видя их хозяина.

И будет меч под корень сечь: разящий не устанет,Ни здешнего, ни пришлого пощадой не поманит!

Лютгер вдруг ощутил себя в этот момент одновременно глазами и клыками вепря. Только ноги его сейчас увязли: между ним и охотником – ложбина, до краев заполненная кровавым водоворотом. Кипение людей, коней и оружия. Не пробиться.