Читать книгу "Счастье на снежных крыльях! - Ольга Гусейнова"

Утолив главные потребности, совершенно не дававшие думать ни о чем другом, я оценила свой вид: мокрая, грязная, волосы спутанной массой свисают вдоль лица, уже не белые, а грязно-серые крылья беспомощно лежат на камнях. Шлем и очки исчезли, как и кроссовки с носками. Часы тоже где-то посеяла. Мои босые ступни в серых разводах подсохшей глины и ярким розовым лаком на ногтях довели до слез: картина полной обездоленности и горести. До чего я докатилась?!

Крыло обожгло острой болью, я обернулась, смахнула слезы и, наконец, увидела, куда меня занесло: в настоящую первобытную деревню на небольшом заснеженном плато. Моя костяная клетка, притулившаяся к скале, находится в центре; вокруг высятся белые горные пики. От костров у приземистых юрт, а может чумов, короче, примитивных жилищ, сделанных из шкур, поднимается дым. На небосклоне бледно-лиловый полумесяц «отца» — значит сейчас день в разгаре. Сколько же я провалялась в беспамятстве?

Тем не менее, поселение-стойбище дикарей, вода и еда, и даже эта костяная клетка-тюрьма, ужаснувшая вначале, принесли непередаваемое облегчение. Я не одна среди безмолвия бесконечных гор, не одна в этом мире — вот главное! С радостно колотящимся сердцем я присмотрелась к детям, собравшимся вокруг клетки и откровенно глазевшим на меня. Одетые в меховые шкуры маленькие жители снежного мира выглядели весьма примечательно: такие же темные до черноты, сморщенные лица, как и у тех взрослых, что тащили меня сюда связанную, словно дичь, но ниже ростом. И тут в голове взорвалась ужасная мысль: а вдруг они питаются человечиной?

Я вздрогнула, холодная, липкая волна страха прошила меня от макушки до грязных голых пяток. Да еще дети, вооруженные длинными острыми палками, с голодным любопытством смотрели на меня, слабую, беспомощную пленницу. Тут один из них подскочил к клетке ближе и снова ткнул мне в бок палкой, заставив зашипеть от боли и отшатнуться к скале. Следом в меня полетели камни, причем крупные такие булыжники. Я пыталась спрятаться, увернуться, укрываясь крыльями, прятала голову, а маленькие дикари продолжали свое гнусное дело. Это они от нечего делать развлекаются так, причиняя боль живому разумному существу? Зоопарк устроили!? Неожиданно во мне вскипела дикая ярость. За что так со мной? Что я сделала этим мелким злобным паршивцам?

Произошедшее дальше я вспоминала с содроганием. Взмахнула крыльями и, заревев от бешенства, ринулась на прутья, чтобы дотянуться хотя бы до одного поганца и надрать ему уши. Горькое «увы», видимо, в этом суровом, чужом мире будет постоянным разочарованием. Коснувшись костяных прутьев руками и крыльями, я захрипела от невыносимой боли. Отшатнулась, но задела крылом кости с другой стороны. Так бы и металась в клетке, отчаянно воя, рискуя заживо сгореть от опалявшей меня боли, но единственная в тот момент мысль, куда бы спрятать огромные неуклюжие крылья, неожиданно исполнилась. Несколько дней назад бывшие белоснежными, а теперь сплошь в черных подпалинах и крови, крылья покрылись дымкой, туманом, и — растаяли, словно втянулись в спину. Кажется, я кожей почувствовала это движение.

Опешив, я закрутилась волчком: крылья действительно исчезли, а сама ощутила знакомую легкость движений, когда сзади ничего не тянет, не мешает. Только вот голод начал терзать меня с новой силой. Отступив к скале, я со слезами смотрела на красные обожженные ладони, потом глянула на мелких жестоких гаденышей, с еще большим азартом примеривавшихся ко мне, теперь они обменивались между собой короткими лающими фразами. Задумали новую «шалость»? Еще я увидела кромку-ауру — едва заметное, видимо, появившееся после моего прикосновения сияние вокруг прутьев-костей. Это какая-то энергетическая защита? Или… все-таки магия? А то представить здесь генератор на фоне чумов и костров было просто невозможно. Значит, магия…

В магию верилось больше, хоть и смешно от самой мысли о ней.

Хотелось потереть лицо, чтобы проснуться, наконец, от этого кошмара. Остановила обгоревшая кожа на ладонях. Так мы и стояли, глядя друг на друга: я — босиком на мокрых камнях, хотя вокруг клетки утрамбованный множеством ног снег, а на свободе — издевавшиеся надо мной дети. Родители — более крупные и высокие аборигены, мелькавшие то тут то там, в жестокие детские игры не вмешивались. Кто из них женщины, а кто мужчины я могла предположить лишь по размерам. Объемные меховые одежды скрадывали другие различия.

В этот момент я увидела немного сгорбленного, похоже, от старости, мужчину в красивых белых шкурах. Он не спеша шел к клетке и выделялся из толпы аборигенов одеждой и почтением, что оказывали ему другие. Незнакомец в белой шубе явно непрост и обладает здесь властью. Но не почет и подобострастие остальных дикарей были причиной моего внимания к этой личности. «Личность» гордо ступал по снегу в моих оранжевых «найках», нацепив на голову очки и шлем. Приоделся, мародер проклятый! Даже страх пропал, сменившись презрением.

Наконец, престарелый модник остановился у клетки, внимательно рассматривая меня, сцепляясь со мной взглядом. А я отмечала непривычные черты его лица, мелкие, резковатые. За стеклами очков блестели черные узкие глаза, смотревшие на меня с неодобрением и почему-то опаской. Чего ему меня опасаться? Темная, словно дубленая, почти черная кожа напоминает шкуру шарпея — все лицо в шелушащихся морщинах-складках. Наверное, это отличительный признак снежных жителей, ведь даже у детей кожа морщинистая. Короткий, слишком приплюснутый нос, узкие губы, но при этом выдающийся, несколько загнутый кверху, словно нос ладьи, подбородок.

В общем, встретила я довольно примечательную расу — чернокожих жителей снежного мира, гуманоидов на нижней ступени цивилизации. Любопытно: они в этом мире одни живут, или еще кто-то есть? Сейчас, внимательнее рассмотрев иномирян, я мысленно взмолилась, чтобы это был не мономир. Иначе…

Мое обращение к высшим прекратил Белый Старик, как я мысленно назвала присвоившего мое снаряжение иномирца, — приказал соплеменникам что-то. Скоро прибежал один из подростков, затем двое других таких же юных стражей, просунули в клетку длинные копья и угрожающе нацелились на меня. Мое сердце колотилось в горле от страха: убьют!.. Но тут парнишка открыл дверь в клетку, юркнул внутрь и что-то кинул мне на тарелку из-под каши. Кажется, вяленое мясо, причем разного цвета. Еще поставил сосуд с водой, или что там плеснуло в кривобоком «кувшинчике», и кожаное ведро, наверное, для отходов жизнедеятельности. Паренек мгновенно вылетел из клетки, дверь закрыл, завязал веревкой, пики охранники убрали. А у меня вырвался вздох облегчения: не убили! Пронесло!..

Развязать веревки и сбежать — не выход, даже не потому, что у меня горят обожженные руки, еще и потому что — некуда. Не бродить же опять в одиночку по снежной пустыне. А здесь мне вновь дали еды, воды и покинули клетку. Раз кормят, есть надежда, что не съедят. Сразу!

Белый Старик приглашающе указал рукой на подношение и, величаво развернувшись, ушел. Я проследила, как он шел, поскальзываясь на снегу в моих кроссовках, совсем не предназначенных для зимних прогулок. Но это неудобство его не смутило. Другие, взрослые «дяди и тети» тоже разошлись, а злобные мелкие мучители остались зорко следить за каждым моим движением.