Читать книгу "Я вернусь, когда меня не станет - Лариса Соболева"

«Душечка», — вспомнила Лидия Николаевна персонаж Чехова, вслух поинтересовалась:

— А ваши дети? Они где?

— Своих у меня нет, — смутилась Катя.

— Сейчас дети мужа не с вами живут, да?

— Сейчас они взрослые, сами себя обеспечивают.

— Можно простой воды?

Хозяйка убежала — буквально убежала, как козочка, при ее-то комплекции! А Лидия Николаевна быстро сделала смартфоном несколько снимков из фотоальбома, потом, заранее приметив, сфотографировала парочку фото на стене. Катенька, цыпочка и лапочка, любезно принесла воду, а вскоре гостья попрощалась с ней и, выйдя на улицу, улыбнулась, сказав себе:

— Моя — везучая мышка, ухватила свой сырок и объегорила мышеловку. Супер! — Идя к машине, она напевала песенку из попсы, да вдруг… — Тьфу, ты! Привязала же Катька к моему языку этот глупый мотив…

* * *

— Садитесь, — пригласил Шубина охранник в бизнес-центре, уступив ему свое кресло. И прежде чем приступить к показу, решил ввести его в курс дела. — Я сам занимался проблемой. Поверьте, заметить практически невозможно, когда именно кидали на стойку конверт. Я не поверил нашему охраннику, мне казалось, он невнимателен, но, пересмотрев записи, тоже ничего не увидел. Тогда я подвесил еще одну камеру видеонаблюдения, но так, чтобы объектив охватывал весь стол админа, и ждал. Вот, пожалуйста, смотрите, что мы получили…

Парень склонился над столом, щелкнул несколько раз мышкой, на мониторе появилось изображение холла и стойки. Вскоре он увидел, как кладется конверт, охранник не преминул прокомментировать:

— Видите, она становится спиной к камере, потому что знает точку, откуда ведется видеонаблюдение. Но сегодня не знала о новой камере, потому попалась. Хотите просмотреть эпизоды, снятые раньше? Теперь, зная, кто подбрасывал конверты, вы определите без труда, в какой момент…

— Нет, спасибо, — отказался Даниил, достал деньги и положил на стол, после чего протянул флешку охраннику. — Не могли бы вы записать эпизод, когда она оставляет конверт?

— Сейчас сделаю.

Получив флешку назад, Даниил поднялся к себе и попросил секретаря пригласить злоумышленницу. В кабинет Ева вошла спустя каких-то пару минут, небрежным жестом ладони он указал на кресло напротив, она села. Полминуты Шубин в упор смотрел на нее через свои слегка затемненные очки, а Ева могла выдержать даже взгляд василиска, потому на ее личике ни один мускул не дрогнул. Он развернул к ней монитором ноутбук, нажал на клавишу, пошло изображение. Ева видела себя и… нет, она не застыла от ужаса, что ее разоблачили, губы девушки тронула легкая, почти незаметная улыбка. Видео закончилось, Ева подняла насмешливые глаза на Даниила, который бросил на стол три конверта со словами:

— Что это значит? — И процитировал: — «Я знаю, кто ты».

— То и значит, что я знаю про тебя все, — ответила она.

Никакого почтения к патрону! Тыкает она ему, думает, напугала. Но он тоже не лаптем щи хлебавши, ничуть не испуган, спокойно спросил:

— Давай договоримся: если я не ошибаюсь, пока ты у меня работаешь, а не я у тебя, следовательно, обращаться ко мне обязана: Даниил Романович, на «вы» и через паузу. А теперь вернемся к этой пошлости, то есть к конвертам. Итак, что именно ты знаешь? Просвети.

— Хм… Ты не Даниил, не Романович и не Шубин. Следовательно, не можешь являться моим работодателем, потому что все это… — обвела она ладонями часть кабинета, — не твое.

— И как ты собираешься это доказать?

— Докажут правоохранительные органы, а я просто напишу маляву, в которой расскажу, как обнаружила, что Даниил Шубин — подделка, фальшивка. У нас с Даней был жаркий роман, уж кто-кто, а я знаю, каков он.

— Все сказала? — лениво спросил он.

— Хочу послушать тебя, а потом… скажу, что хочу.

— Меня не интересует, что ты хочешь, — это первое. Второе: никогда ты не докажешь, что я не я. Третье: если вздумаешь еще раз шантажировать меня, упеку туда, откуда ты долго не выберешься.

— Убьешь, что ли? Я позаботилась…

— Ты о себе слишком много возомнила, — перебил Даниил, не повышая голоса. — Есть масса способов остудить шантажистов. Все, свободна.

Ева поднялась, дошла до выхода и вдруг вернулась к его столу, она решила все же выставить свои условия:

— У меня планы не радикальные, я предлагаю мир на приемлемых условиях. (Кажется, не заинтересовала его.) Сейчас все стоит денег, подумай, сколько ты готов выложить за молчание.

— Свободна.

— А ты подумай. Твоя тайна весит гораздо больше, чем деньги. Но хочу признаться: я в восторге от тебя, на такой шаг способен очень отважный человек. До скорого.

Она вышла. Он посидел несколько минут, покручиваясь из стороны в сторону в кресле, и позвонил:

— Здравствуйте, Ирина…

* * *

— Эдик, позвони Стиве, пусть забежит. Ему надо ехать за ордером, а у меня есть некоторые пожелания, как именно должен проходить данный процесс.

— А кого задерживаем? Даниила? — выпалил он.

— Кого надо. Быстро звони!

— Да я видел его минут пять назад…

— Тогда чего стоишь столбом? Беги за ним.

Эдик рванул к выходу, однако дверь открылась, и юноша попятился. Сначала в кабинет Гринбес вошло достоинство, и Лидия Николаевна поднялась навстречу обаятельному, статному старику в классическом костюме стального цвета, с белыми волосами и аккуратными белыми усами:

— Боже мой, кого я вижу! А мне сказали — в санатории!

— Лидочка, санаторий… там же скука! И одни старухи.

— Ах, шалун! Если б вы знали, Тимофей Давыдович, как я в вас нуждаюсь. Присаживайтесь, дорогой.

Он устроился на стуле, на котором обычно сидят преступники и подозреваемые, закинул ногу на ногу, сцепил пальцы в замок на колене. Есть категория людей, которых старость красит, ими любуешься. Таков Тимофей Давыдович, он улыбался, не поверив ей:

— Лидуся, чтобы ты в ком-то нуждалась… такого не может быть.

— Вас я ждала, как юная дева ждет своего суженого из армии.

— Обычно девушки не дожидаются своих суженых, замуж выходят за того, кто ближе к телу. Что случилось, Лидочка?

— Тут вот какая история, Тимофей Давыдович…

Она умела изложить не просто суть, а только главные позиции без воды, но настолько точно, что картина вырисовывалась яркая и даже эмоциональная, хотя сама Лидия Николаевна на эмоции скупа. Излагая ситуацию, никогда не тратилась, а что касается непосредственно работы — еще как зверела и устраивала разносы подчиненным. Тихонько вошел Эдик, сел на облюбованное место и, подперев кулаком скулу, слушал ее, поражаясь умению создать образ иногда совсем нелитературным языком, но — вот уж нелепость! — не режущим ухо. Когда она закончила, Тимофей Давыдович уточнил: