Читать книгу "Первая мировая война. Борьба миров - Владимир Миронов"

Министр внутренних дел А. Д. Протопопов (в центре). Сентябрь 1916 г.

Военная инициатива полностью перешла в руки немцев… Русские армии отступали по всему фронту. Это походило, скорее, на паническое бегство… Управляющий Военным министерством (и.о. военного министра) генерал А. А. Поливанов начал доклад со слов: «Считаю своим долгом заявить Совету министров, что отечество в опасности…» Сообщение повергло в шок.

Яхонтов, что вел запись, делает ремарку, что при дальнейшей записи у него дрожали руки. На просьбу председателя Совета министров И. Горемыкина разъяснить, в чем дело, Поливанов сказал: «Наше отступление развивается с возрастающею быстротою, во многих случаях принимающею характер чуть ли не панического бегства…», «пользуясь огромным преобладанием артиллерии и неисчерпаемыми запасами снарядов, немцы заставляют нас отступать одним артиллерийским огнем», «неприятель почти не несет потерь, тогда как у нас люди гибнут тысячами».

А вот официальные данные о положении за 30 июля 1915 г.: «На театре войны беспросветно. Отступление не прекращается. Вся армия постоянно передвигается внутрь страны и линия (фронта) меняется чуть ли не каждый нас. Деморализация, сдана в плен, дезертирство принимают грандиозные размеры». «Не знаем, как глубоко придется нам очистить Россию, скоро ли прекратится эвакуационно-беженский период военных действий». 4 августа 1915 г.: «По-прежнему ничего отрадного, бодрящего. Сплошная картина разгрома и растерянности». Из письма солдата домой: «Теперь идем в глубь России, да собственно не идем, а бежим. Герман двигается за нами по пятам. Где остановимся не известно. Кажется, до Москвы будем утекать или до Урала. Эта война хуже и японской. Ту пропили, а эту продали. Есть слух будто германцы, отпуская перевязанных раненых говорили. «Зачем вы сопротивляетесь, отступайте без боя. Ведь еще в 1912 году весь польский край до Ковны продан нам, сопротивление бесполезно. Значит, зря губят людей, показывая, что ведут войну». На что же надеется командование армии, военный министр? «Уповаю, — заявил Поливанов, — на пространства непроходимые, на грязь невылазную и на милость угодника Николая Мирликийского, покровителя Святой Руси».

Кажется, князь В. П. Мещерский как-то точно подметил, что первый министр в России — это почему-то всегда Николай Чудотворец. Надеемся на чудо. Хотя Ф. Тютчев верно заметил, что должность Русского Бога — не синекура. Считал и считаю, что главная вина в цепи поражений ложится на Ставку и на буржуа, что, желая войны, готовились к ее ведению из рук вон плохо. А затем, как скажет А. В. Кривошеий, отступление и «великое переселение народов и повлекут Россию в бездну, к революции и гибели».

Большую угрозу для русского общества представляла и печать, далеко не всегда находившаяся в руках истинных патриотов. Очень многие возмущались ее разнузданностью паникерством и трусостью. А. В. Кривошеий говорил: «…сплошная брань, голословное осуждение, возбуждение общественного мнения против власти, распускание сенсационных известии — все это день за днем действует на психику 180-миллионного населения». Генерал-прокурор А. Хвостов был полностью с ним солидарен. «Особенно надо обратить внимание на статьи, которыми в обществе возбуждаются неосновательные надежды и ожидания. Вранье с расчетом оповестить, а потом свалить на правительство или, еще хуже, на влияния… Нельзя допускать в газетах печатания слухов в заведомо агитационных целях». От министра финансов П. Л. Барка требовали воздействовать на банки, от которых во многом зависит курс большинства русских «независимых газет». Сошлись в том, что надо бы побыстрее ввести печать в границы. На одном из секретных заседаний Совета министров затронули вопрос о распространении в Петрограде паники (в связи с тяжелыми событиями на фронте). Министр внутренних дел призвал «избавить Петроград от слабонервных болтунов, шатающихся по ресторанам и смущающих общественное сознание». Хвостов поддержал: «Было бы недурно. Мочи нет от сеятелей паники».

1916 год не принес улучшений на фронте… Общее мнение в Германии и России таково, что «военное положение России очень плохо». Реакцией на поражения стала смена премьера. 10 января во главе правительства стал обрусевший немец Б. В. Штюрмер. Все, в том числе немцы, увидели признак желания начать переговоры о мире. Германский кронпринц, убеждал правительство, что «необходимо как можно скорее схватиться за протянутую руку…» Летом и в начале осени 1916 г. говорили как о чем-то «само собой разумеющемся», что может упустить только «самая бездарная дипломатия». К сожалению, миссия Штюрмера оказалась невыполнимой.

Виной тому действия продажной российской бюрократии, генералитета, финансистов в России. Тысячами нитей они были связаны, как и ныне, с западным капиталом. Поэтому и настаивали на продолжении самоубийственной войны с Германией. Буржуазия не захотела подумать о своем народе и была готова воевать «до последней капли русской крови», относясь к подданным, как к скоту, который обязан по первому мановению царской руки покорно взойти на жертвенник. Показательны слова главнокомандующего русскими войсками Николая Николаевича. Так, после гибели армий Самсонова и Ренненкампфа в Восточной Пруссии он заявил генералу Лагишу, военному атташе Франции: «Мы счастливы принести такие жертвы ради наших союзников». То, что за ними — горы раненых и убитых, его не волновало.

Биржа в Петрограде

«Если бросить только беглый взгляд на события, происходившие на русском фронте с конца 1915 г. и в течение всего 1916 г., без особого углубления в их существо, то может получиться впечатление, что год этот протек для русской армии в томительном сидении в окопах, изредка прерывавшемся хотя и очень кровавыми, но довольно бесплановыми наступлениями с целью вырваться из удручающей обстановки позиционной войны. На самом деле это было вовсе не так, всякая наступательная операция русских армий на протяжении указанного времени хотя и не диктовалась прямыми интересами собственного фронта, но имела всегда своей целью оказание помощи то Сербии, то Франции, то Италии, то, наконец, Румынии. Такой способ действий вызывался условиями коалиционной войны. Эта малопочетная роль вынуждала между тем русские войска вести ряд очень трудных операций тактического характера, выполняемых в условиях крайней торопливости и недостаточной подготовленности, что, в свою очередь, вело (армии) к излишним кровавым потерям», — комментировал ситуацию генерал Ю. Н. Данилин.

Царь все более склонялся к идее сепаратного мира с Германией. Это была неплохая идея, да что там, превосходная идея… Войну надо было заканчивать как можно скорее… Прежде всего во имя России! В этом направлении работал единственный умный человек в царской семье — великий князь Николай Михайлович (может, был еще один, князь К. Романов, «псалмопевец Давид», умерший в 1915 г.). Николай Михайлович сидел в архивах, писал сам и прекрасно знал русскую историю! Пожалуй, он единственный в окружении царя, с кем считался Николай II.