Читать книгу "Узаконенная жестокость. Правда о средневековой войне - Шон Макглинн"

Симеон Даремский, подчиняясь общей тенденции (чем дальше от описываемых событий, тем более мрачное описание), дополняет историю Джона Вустерского рядом жутких деталей. Трупы разлагались в домах и на улицах, «поскольку не осталось никого, кто мог бы их предать земле, все погибли либо от мечей, либо от голода». Выжившие разбежались в поисках пищи либо продались в рабство. Местную землю потом никто не обрабатывал еще целых девять лет, все «жилища были брошены, а население спасалось бегством либо пряталось в лесах или горах». Все деревни между Даремом и Йорком были брошены своими обитателями. Стоит ли удивляться, что один из глаголов латинского происхождения, которые средневековые хронисты применяли для описания таких разорительных походов, — это depopulare (т. е. обезлюдить). Но наиболее яркий и страстный подробный рассказ, благодаря которому Разорение Севера приобрело свою зловещую славу, дошел до нас из-под пера Ордерика Виталия.

Вильгельм продолжал прочесывать леса и отдаленные гористые области, останавливаясь лишь затем, чтобы выманить оттуда затаившихся врагов. Его лагеря стояли на обширной территории в сотню миль. Из мести он многих предал смерти, у многих разрушил жилища. Он разорял земли, сжигал дома, оставляя лишь пепел. Нигде еще Вильгельм не выказывал такой жестокости. К несчастью, он поддался такому пороку, поскольку не предпринял усилий сдержать ярость и карал даже невинных. В великом гневе велел он собрать весь урожай, скот, все добро и пищу и сжечь дотла, чтобы все места к северу от Хамбера лишить всяческих средств к существованию. В результате Англия так оскудела и среди бездомных и беззащитных разразился такой страшный голод, что более 100 000 христиан обоих полов, и молодых, и пожилых, умерли от голода. В своих писаниях я часто восхвалял Вильгельма, но деяния, которые обрекли на медленную голодную смерть и виновных, и невинных, я одобрить не могу.

Ордерик Виталий продолжает сокрушаться о гибели «беспомощных детей» и прочих людей в результате «позорного» деяния Вильгельма по развязыванию такого «жестокого истребления». Ордерик писал приблизительно через шестьдесят лет после описываемых событий, но, как отмечает Энн Уильямс, «он родился в Шропшире в 1075 году и провел там первые десять лет жизни, когда воспоминания о Разорении Севера и Мерсии были свежи. Ордерик, возможно, слышал рассказы от тех, кого непосредственно коснулась эта беда».

Некоторые историки склонны критично относиться к подобным сообщениям в летописях, приписывая их типично монашеским преувеличениям. Нет сомнений, что преувеличения имели место. Ярким примером является огромное количество — 100 000 погибших от голода из летописи Ордерика Виталия. Однако здесь гораздо больше сути, нежели просто эмоций, связанных с анти-нормандскими настроениями покоренного народа. Уильям Мальмсбери против упреков в адрес короля из «национальной ненависти» — он, со своей стороны, имея в жилах английскую и нормандскую кровь, обещает не скрывать «ни добрых, ни дурных деяний» Вильгельма. И сам Ордерик перенял обычаи и нравы нормандцев, переселившись туда, откуда пришел Вильгельм Завоеватель, и прожив там оставшуюся жизнь. Определенная «молчаливость» нормандских источников также дает понять, что деяния Вильгельма носили настолько экстремальный характер, что их лучше было просто обойти молчанием. Было верно подмечено, что краткие ремарки из англосаксонских хроник о разорении северных земель описаны куда менее ярко, чем более подробные и волнующие комментарии о датских набегах в 1066 году. Причиной могут быть непоследовательность или противоречивость хроник, хотя можно найти и другое объяснение: наследием викингов в Англии стали варварские грабежи и мародерство. В некотором отношении Дания все еще являлась миссионерской территорией, и в 1066 году у Вильгельма еще не было возможности разорять английские монастыри (как, например, в 1070 году).

Английские источники на первое место ставят голод, это был худший из убийц. Нормандцы «тотчас же истребили многих крестьян, но большое число тех, кому удалось спастись, в конце концов, были также обречены». Разорения, чинимые нормандцами в летний период, означали, что сжигался урожай на полях, а зимой уничтожались запасы пищи и зерновых, предназначенные для того, чтобы выжить в самые скудные месяцы. Уничтожение сельскохозяйственного инвентаря и зерна для посева усугубляло бремя потерь, поскольку уничтожались сами средства подготовки к следующему урожаю, обостряя тем самым отчаяние и тщетность усилий крестьян перед перспективой неминуемого голода. Те, кому удавалось скрыться перед набегами нормандцев на их деревни, забирали с собой в горы и леса все, что могли, все свои пожитки. Неудивительно, что страх, пожары и голод столь катастрофически сказались на заселенности этих областей. Шестнадцать лет спустя в Книге Страшного суда[23] имелись записи о том, что до сих пор пустуют обширные местности. Беженцы были повсюду. Некоторые доходили до Эвешема, где их принимали в местном аббатстве, чем способствовали распространению вестей о происходящей катастрофе через сеть духовных учреждений.

Историки, которые восприняли преувеличения средневековых хронистов как намек на чрезмерную суровость во время карательных походов Вильгельма Завоевателя, заново изучили Книгу Страшного суда. Эта общенациональная перепись земельной собственности и ценностей страны с целью последующего налогообложения предоставляет количественное определение состояния владений в различных графствах. Многие местности в Книге Страшного суда отмечены как заброшенные, пустынные, незаселенные (особенно в северных и центральных графствах), и это служит признаком ущерба, нанесенного войной. Таким образом, иногда считается, что след разрушений, вызванных разорительным походом Вильгельма Завоевателя, может быть определен по записям в Книге Страшного суда. Однако недавние исследования предполагают, что слово «заброшенный» имело, скорее, административное значение для обозначения финансовых расхождений, имевших мало общего с войной. «Предположение о том, что ущерб от военных действий создает характерный шаблон, который почти всегда можно выявить в Книге Страшного суда, некорректно». Однако записи в Казначейских свитках времен правления Генриха II и Иоанна дают более недвусмысленный намек на связь заброшенных земель с военными действиями. Несмотря на то, что Книга Страшного суда даже спустя 16 лет после карательных походов нормандцев более 50 % территории Йоркшира классифицирует как заброшенную или не имеющую полезных ресурсов, размах военной кампании Вильгельма в 1069–1070 гг. все равно подвергается сомнению многими скептически настроенными учеными.

В недавно опубликованной статье Джона Палмера, которая посвящена Книге Страшного суда и Разорению Севера, сделан вывод о том, что в результате военных действий «потери в Йоркшире были действительно ошеломляющими». Различные местности по-разному преодолевали последствия разорения: в некоторых случаях, особенно на Западе, восстановление произошло всего через пару лет, в самом Йоркшире для этого понадобились десятилетия. Французский историк Робер Фоссье считал, что имевшая место трагедия в определенном смысле пошла на пользу: пепел от пожарищ якобы способствовал улучшению плодородия земель (ведь крестьяне и сами сжигают жнивье на полях после сбора урожая). Можно отметить, — как сделали многие, — что средневековый ландшафт был удивительно «гибким», эластичным, но это не совсем точное утверждение. Ведь, прежде всего, пострадала не земля, а люди, ее населяющие. Обезлюдевшие области, описанные хронистами, не могли сами о себе позаботиться. Те, кто выжил, сбежали в другие края, потому что хотели избежать резни или потому, что оставаться было уже не с чем. И люди не скоро стали возвращаться в родные места, поскольку ждали, пока все успокоится и нормандцы прекратят жечь и убивать. А с теми скудными посевами, которые остались, люди попросту не смогли бы продержаться. Маноры, которые быстро восстановили свое прежнее состояние, возможно, быстро обрели прежних хозяев, которые вернулись и взялись за работу; либо их хозяевами были лорды, имевшие доступ к ресурсам, способным ускорить процесс восстановления.