Читать книгу "Варвар, который ошибался - Евгений Шепельский"

Музыканты взяли паузу, чтобы отдышаться и выпить хмельного. По площади раскатился веселый гомон.

Я вздохнул.

Тут меня нелюбезно дернули за локоть.

— Ну? — спросила Мэй, вдова Годрика Вшивого (не спрашивайте о прозвище, он получил его за дело). — С кем ты надумал меня познакомить?

Я молча указал пальцем. Брат Тенезмий глодал свиное ребрышко у крайних домов.

На полных щеках Мэй обозначились складки:

— Святоша? Ты не сдурел ли, Фатик?

— А ведь он про тебя спрашивал…

Маленькие глаза Мэй сверкнули.

— Иди ты?

— И запинался и краснел как мальчишка.

— Великая Торба!

— Только будь с ним мила, он очень стеснительный.

— Святоша, хм… Суховат…

— В самый-самый раз! Но не говори ему: мол, это ты про меня спрашивал? Застесняется и убежит.

Мэй хмыкнула и оправила подол сорочки, так что та натянулась на тяжелой груди.

— Не учи. Бывай.

— Удачи.

Мэй двинулась к миссионеру напролом. Я мельком пожалел святошу. Я, так сказать, раздул поросячьи страсти, вновь прибегнув ко лжи во благо. Не совершил ли я зла, не сбежит ли завтра брат Тенезмий из клана, тем самым нарушив свою епитимью? Или, того хуже, от безысходности повесится на воротах свинарника?

Кстати, где мой братец? Я увидел только Джальтану. Она точила лясы с простыми парнями: их тянуло к ней, как мух на только что отжатый мед.

Брата не было с полчаса, наконец заволновалась даже Джальтана: внимание парней это хорошо, но куда пропала любимая игрушка?

Внезапно игрушка возникла просто из ниоткуда: соткалась из вечерних теней и нависла надо мной, обжигая чесночным духом.

— Фа… ти-и-ик! — простонала она, издав серию нечленораздельных звуков. — Там… Там такое! Быстрее, за мной!

— А именно? — зевнул я. — Только не говори, что нашел в домике дедушки женские панталоны.

— Хе-хе, хе, хо! — Эти слова его развеселили. Он, несомненно, представил, что дедушка сам носит эти панталоны, когда никто не видит. — Так слушай же!

— Весь внимание. — Я слегка отстранился, ибо брат пропитался чесноком не хуже шпигованной свиной туши.

— На озерах навострились купаться эльфийки! Я тихо пролез по кустам… А они там раздеваются! Гы-гы! Хе! Хо!

— Ну и ну! — сказал я. Я бы не назвал Шатци слабоумным, однако иногда он был слишком инфантилен для взрослого Джарси. Впрочем, нужен ли ум, если есть сила и удачливость? — И что теперь?

— Айда со мной! Тоже… посмотришь… Братец!

Слыхали? Малышу хотелось разделить с кем-то восторг от забавы, вернее даже — умножить. Так ребенок показывает свою куклу взрослому и весело хохочет.

Краем глаза я углядел, что Джальтана пробивается к нам между пиршественных столов. Шатци тоже заметил ее и засуетился.

— Гритт… Побежали, Фатик! Ну… торопись же, пока Джальтана…

И тут на меня снизошло озарение. Зачем мне женщина, которая относится к мужчине как к игрушке, пускай и неосознанно? Зачем мне женщина, неспособная укоренить свои чувства? Сегодня одна игрушка, завтра — другая. Люди редко меняются, и еще реже — в лучшую сторону. Джальтана будет такой всегда. Все ее чувства — короткая вспышка молнии, после которой в душе мужчины остается пепелище. Но на пепелище замечательно растут цветы новой мудрости, новых возможностей… и новых дорог.

Комок в моей груди сам собой рассосался.

Пусть теперь с Джальтаной мучается Шатци. Вот счастья-то брату привалило. Он-то пока не знает, на что способна эта девица, если слегка подогреть ее чувства.

— Голые эльфийки! — воскликнул я, повысив голос ровно настолько, чтобы Джальтана услышала. — В озере? Это же ох-х! Ух-х! Ты чего тут торчишь, болванище! Конечно, хочу! Веди меня, брат!

Я стоял к девушке вполоборота, но даже так увидел, как взлетели на лоб ее светлые брови.

— Двигаем отсюда, — сказал я.

Музыканты грянули плясовую, и кто-то из Боевых варваров Джарси, вскочив, попытался увлечь Джальтану в вихрь танца. Оглянувшись у края площади, я заметил, как кулак девушки входит в соприкосновение с переносицей ухажера.

Путь к Медовым озерам недолог: минут десять бегом. На высоком обрыве росли кусты, и в «окна» между ними я разглядел на том берегу Малого Медка становище эльфов. Дымили костры. Меж фургонами были натянуты веревки с мокрым бельем. Эльфы сидели у костров бледными тенями. Звучала неприятная, царапающая душу своей заунывностью музыка — флейты, свирели и всякое подобное, и даже, кажется, арфа.

— Ниже! — просипел мой брат. — Ни-и-и-же-е-е! Прямо под нами! Тс-с-с!

Под нами в озеро выдавалась скала, похожая на загнутый коготь. Она огораживала часть озера, образуя маленький бассейн с прозрачной водой и чистым песчаным дном. В самом глубоком месте воды мне было по грудь. Старая, растрескавшаяся, с редкими кустами поверх, скала была достаточно высока, чтобы заслонить купальщиков от взглядов со стороны становища. Точнее, купальщиц. Восемь эльфиек… Нагих, как мои ладони.

Честное слово, я думал бросить только один взгляд, но…

Они намыливали друг друга, эдакие длинноволосые стройняшки, подставляя нашим взглядам спины, ягодицы, груди, бока и ножки… В их движениях сквозила ненамеренная чувственность… Легкая, играющая, лишенная всякой угловатости и малейшего намека на пошлость, но от этого возбуждающая еще больше. Невинность — один из самых сильных афродизиаков, а невинность эльфийская действовала вдвойне сильней.

Вогнутые спины, мраморные раковины животов, маленькие острые груди и волосы — уже вымытые от седой дорожной пыли длинные волосы, горящие на закатном солнце красным золотом.

Это было… ожившее полотно художника. Живое произведение искусства, оно двигалось, дышало, плескалось, иногда допускало легкие смешки, шлепки по воде, и распространяло безбрежную, фантастическую чувственность.

— Ептиль, — сказал Шатци, жарко задышав мне в ухо.

— Да-а-а, — только и мог вымучить я. Мозги были всмятку.

Дальше мы созерцали молча, на корточках, заслонившись ветками кустарника по обе стороны «окна». Созерцали до того мига, пока из мира искусства нас не выдернул вал отборной брани.

Шатци вскочил, и первое, что он промямлил Джальтане… Нет, вы ни за что не догадаетесь!

Видимо, мужчины везде одинаковы.

— Это не то, что ты думаешь! — вот что он сказал, ага.

Джальтана сжимала в руках свое копье. Я подумал, что она не будет нежничать и сразу проткнет братца, но девушка обрушила на его голову настоящий ливень непристойностей, скабрезностей, саркастических упреков. Затем она сообразила подбежать к обрыву и заглянуть…