Читать книгу "Эта страна - Фигль-Мигль"

– Таких, где на последней странице всё становится с ног на голову? И преступником оказывается самый привлекательный персонаж?

– Нет, такие я не люблю. Они чрезмерно реалистичны.

– Зотов не мог проболтаться. Такой службист, педант… как вы в один голос меня убеждали. Он просто не в состоянии излить душу таким образом. И ты это знаешь.

– Всегда оставляй место для сбоев и случайностей. Мне бы он, например, проболтался.

– …

– Твой ход.

– …Дура ты, Климова.

– Знаю. Что-нибудь ещё?

Когда Игорь Львович Биркин узнал, к вечеру следующего дня, что это не он проморгал попытку вооружённого переворота, а местное УФСБ, он не смог обрадоваться. Где был генерал Климов в этот нелёгкий для родины час? В Москве он был; бегал по кабинетам или с блядьми прохлаждался. Подать сюда генерала! А мэра, значит, не подать? Какие же ужасы припасены для Игоря Биркина в грядущем, если сейчас его вот так походя прощают?

Без зова явился специалист.

Специалиста Биркин боялся, презирал и в точности следовал его советам. Это только кажется, что с лёгкостью можно выгнать одного пиарщика и нанять другого, что пиарщик – не банк и не куратор от ведомств. За ним могут стоять силы, которых боятся сами ведомства.

«Какие новости? – сказал специалист. – Правильно, для нас – никаких новостей. Пятиклассники никому не интересны, когда больших мальчиков ведут к директору. Но это не значит, что пятиклассниками вообще не займутся. Упреждающий удар, вот что мы должны сделать, точнее нанести. Активное подтверждение лояльности, во-первых, и муд рое переключение внимания, во-вторых. Упреждающий Удар! Вот как это называется».

Игорь Биркин не верил в мощь упреждающих ударов. Предоставленный самому себе, он во всех обстоятельствах предпочитал сидеть тихо, и прекрасные это давало результаты. Он посмотрел на специалиста, и его передёрнуло. Он посмотрел на специалиста и почувствовал, что тот ему навязан специально.

– У нас и кандидат подходящий есть.

– Но это невозможно, – сказал Биркин, когда специалист изложил свой план. – За этим человеком стоят спецслужбы.

– Да не стоят они за ним. А если и стоят, то сдадут. Слишком удобный случай показать народу, что будет при слишком тесном контакте с бывшими.

– Как будто мало у меня забот! – возмущённо сказал Биркин. Жене необходим Гарц. Дочери необходима лошадка. («Нет! Не в клубе! Своя собственная!») Ольга вынимает из него душу. (Ну почему, почему он не оставил Ольгу в Москве.) Он тоже человек. Он, в конце концов, человек, а не насос, не печатный станок и не бумажник. Ему хочется плакать, когда он думает о своём одиночестве. – А вы такое предлагаете.

– Беспроигрышный вариант предлагаю. Надо ещё разузнать, зачем он здесь торчит и нет ли у него гранта от госдепартамента.

– Неловко получится, – сказал Биркин. – Получится, что наши спецслужбы прикрывали пятую колонну.

– Ну и подумаешь, прикрывали. Это была дымовая завеса. Да как будто будем мы разбираться, какие там у спецслужб мотивы.

– …Как-то всё это неправдоподобно.

– Нам не нужно, чтобы было правдоподобно. Нам нужно, чтобы был результат. Ни вы, ни я не собираемся задерживаться в этой дыре.

Даже не знаю, каким словом тебя назвать, подумал Игорь Львович. Игорь Биркин и в мыслях не позволяет себе площадных слов, и когда – очень час то – это ставит его в сложное положение, утешает себя сияющими образами эпохи Александра Третьего, которой он, вопреки всем косым взглядам, верен.

Придаёт ему сил, прямо сейчас, и чистая совесть. Порядочного человека Игорь Биркин не отдал бы на съедение, а вот такого… вот такой сам во всём виноват. Есть высшая справедливость в том, что коварный и замышляющий попадает под жернова, и никто не спешит за него заступиться. Это старая популярная ария из оперы «вор у вора», самые совестливые люди её знают и насвистывают, а Биркину даже доказательства не нужны, он собственными ушами слышал, как доцент Энгельгардт запальчиво сказал: «Прошу любить и жаловать.

Полковник Татев. Кровавая гебня. Оборотень в погонах. Мой друг». Ну да. Ну вот так. Стоит ли теперь удивляться.

– Меня удивляет, насколько это всё непохоже на политические беспорядки.

В политических вроде бы беспорядках на первый план вышел сильный уголовный элемент. Пока гражданское общество топталось вокруг своих костерков перед мэрией, его чёрные двойники пронеслись по городу. Биркин заглянул в полицейские сводки и увидел в них драки, поджоги, грабежи, выбитые окна. Избиение табуретками. Пятеро напали на наряд полиции и попытались отнять оружие. С двоих сотрудников сорвали форму.

– Чего они требовали?

– Снижения цен и советской власти.

– Зачем таким советская власть? Это настоящие уголовники.

– Конечно, уголовники. В силу чего считают советскую власть социально близкой. Да так оно и есть на самом деле.

Игорь Биркин – сын человека, которому советская власть дала всё; Игорь Биркин и Виталик Биркин – внуки человека, который советскую власть олицетворял; может ли Игорь Львович подтвердить, хотя бы молчанием, что его отец и дед – воровские авторитеты? Даже если он сам всей душой с Александром Третьим, требует ли от него Александр Третий предавать родных?

В странные, далёкие от земного минуты задумывается Игорь Львович о путях истории, и тогда тлеет где-то на сумеречном краю его сознания мысль, что Александру Третьему пришлись бы по душе советские семидесятые, он одобрил бы мощь страны, её богатство, размеры и достижения, мир, который наконец установился в умах и на просторах… Ещё большой вопрос, на чьей стороне, в отличие от своих самозваных наследников, он был бы в 1991-м. Биркин молчит. И видит, как по лицу специалиста расплывается улыбка.

Пока Саша Энгельгардт ждёт, считая часы… два-три дня, сказал Казаров, потерпи, никто на тебя не подумает… пока Саша ждёт, пока фон Плау обвиняет Вацлава, а Вацлав – Лихача, и специалист приводит в действие свой нехитрый подлый план, в тридцать четвёртой комнате проводят совещание за совещанием. Это одна нескончаемая, утонувшая в табачном дыму оргия, сладострастие прений. Пока кто-то спит или ест в уголку (хотя большинство привыкло есть, не прекращая состоящего из истеричных криков разговора), новые бойцы занимают место.

Выясняется, помимо прочего, что клоунской эскапады в ночь с четвёртого на пятое никто не хотел. Преждевременное, обречённое выступление; мало того, в общественном сознании Филькина революция сливается с бандитизмом, и уже побили на рынке двух анархистов в отместку за не ими сожжённый ларёк. «Было бы крайне нецелесообразно и печально, если бы наше стремление к объединению породило новый раскол», – сказал профессор Посошков в самом начале – и зря трудился.

Есть вещи, которые не меняются.

До семнадцатого года революционные партии ненавидели друг друга сильнее, чем самодержавие; в Советской России их взаимоотношения стали предметом насмешек ГПУ. «Взаимоотношения политических группировок между собой – крайне ненормальные, – докладывали уполномоченные своему начальству, – и если среди политических и говорят об едином фронте, так это только и остаётся в разговорах, никакого единения между группами нет и не будет. Сильно развивается фракционность, а недоверие не только к инакомыслящим, но и своим однопартийцам».