Читать книгу "Фюрер как полководец - Николай Баженов"

Известный германский исследователь Себастьян Хаффер писал, что «надежда Гитлера на столкновение Запада и Востока была не такой уж необоснованной». По его мнению, «существовал шанс, что война между победителями могла вспыхнуть сразу же». Черчилль не испытывал симпатий ни к немцам, ни к русским. В британских военных кругах было достаточно широко известно циничное заявление Черчилля о том, что он «хотел бы видеть германскую армию в могиле, а Россию на операционном столе». При этом он не уточнял характер операции и кто будет выступать в роли «хирурга».

Гитлер пытался прогнозировать грядущие события, вероятность которых была невелика, на основании неполной и далеко необъективной информации. В результате поверхностного анализа слухов и «сведений» в умах немецких руководителей и рождались всякого рода беспочвенные надежды. Стратегической целью фюрера было создать условия, при которых союзная коалиция лишилась бы уверенности в возможности достижения единства целей и вследствие этого развалилась бы. Какими же методами Гитлер намеревался достичь поставленных целей?

Он, конечно, понимал, что «надеяться на благоприятный момент в период тяжелых поражений наивно. Такие моменты могли бы возникнуть только в случае какого-либо военного успеха». По утверждению Гитлера, наилучшим решением в создавшейся ситуации был бы внезапный сильный удар по англо-американцам как самому слабому, на его взгляд, звену. Этот удар, как ему казалось, «лишит всю коалицию воли продолжать борьбу, конца которой не видно». Он страдал явной недооценкой своих противников, в данном случае США, и наивно полагал, что разгром на Западном фронте повергнет союзников в панику.

В беседе с Отто Скорцени фюрер всерьез утверждал, что «народы союзников не хотят войны… Следовательно, если немцы нанесут сильный удар, то союзники под воздействием общественного мнения, возможно, окажутся готовы заключить перемирие. Тогда мы сможем бросить дивизии на Восток, чтобы спасти Европу от жуткой угрозы». Даже для эсэсовского диверсанта Скорцени, никогда не блиставшего высоким интеллектом, подобное утверждение любимого шефа не прозвучало особо убедительно. Что уж говорить о генеральской элите.

В январе 1945 г. Гитлер говорил приближенным, что поражение союзников должно толкнуть Черчилля к соглашению с Германией. Даже после проигранного сражения в Арденнах он продолжал утверждать, что в стане союзников наметился раскол. Немецкий военный историк Курт Типпельскирх, оценивая военные планы командования Вермахта на последнем этапе войны, писал, что оно рассчитывало «продержаться до тех пор, пока дело не дойдет до неизбежных раздоров между союзниками».

Вообще же мысли о затяжке времени частенько навещали фюрера. Поняв неизбежность поражения где-то в июле 1944 г., он подчинил все свои действия на Западном фронте задаче выиграть время, чтобы употребить его для расшатывания коалиции. Гитлер пристально следил за поведением Лондона и Вашингтона, регистрируя выполнение ими союзнических обязательств. Британский историк Джон Толанд тоже отмечал, что фюрер тянул время в надежде, что Запад в любой момент может понять, что его настоящий враг – большевизм и наконец присоединится к Германии в общем «крестовом походе» против России. Гитлер вещал: «Время наш союзник. План России с каждым днем становится все более очевидным, что должен понять Рузвельт».

Правда, он, как завзятый философ, не отрицал и значение пространства, утверждая, что «есть шанс на победу, если защищать каждый метр территории» и что «каждый плацдарм на Востоке в итоге должен стать плацдармом для последнего крестового похода против еврейского большевизма».

В своей безнадежной борьбе нацисты использовали и примитивные провокации. Так, Гитлер на совещании с Герингом и Йодлем сообщил, что удалось подкинуть англичанам дезинформацию о формировании в России армии антифашистов численностью около 200 тысяч человек для «ввода ее в Германию». Фюрер надеялся, что подобная информация должна сильно напугать англичан. Кроме того, в сентябре 1944 г. в ходе ряда зондажей немцы передали резиденту УСС в Швейцарии Даллесу предложение немецкого МИДа об отводе германских войск с Балканского полуострова с замещением их союзными войсками, тем самым предлагая англичанам освободить балканские страны раньше русских. Целью этой незамысловатой провокации было «потрясти тегеранские договоренности», а также параллельно провести мероприятия, направленные против советских интересов на Балканах и поссорить союзников.

Этой же цели были посвящены попытки вступить в переговоры с западными союзниками с целью заключения сепаратного мира. Немцы полагали, что даже если не удастся подписать мир, о переговорах станет известно русским и это вобьет дополнительный клин между союзниками. Немецкие дипломаты даже весной 1945 г. тешили себя надеждами, что союзники, стоявшие на пороге победы, могли вступить в переговоры с немцами, руководствуясь при этом какими-то эфемерными политическими соображениями. Вести серьезные переговоры с нацистами в марте 1945 г. было бы чистейшим безумием со стороны американцев.

Тем не менее в своих беседах с Борманом и Геббельсом Гитлер не раз говорил о необходимости встать на сторону Запада в «грядущем столкновении» между СССР и США, когда последние «неизбежно проявят желание обеспечить себе поддержку немецкого народа». При этом фюрер также надеялся, что его сохранят у власти. Когда же обергруппенфюрер Вольф задал фюреру вопрос: «На чьей же стороне вы хотите завершить войну?» – тот, немного подумав, ответил: «Я присоединюсь к тому, кто мне больше предложит. Или к тому, кто первый со мной свяжется».

Один из средневековых мудрецов сказал: «Сон разума рождает чудовищ». Вот так и нацистское руководство надеялось, что западные союзники в страхе перед наступающей Красной Армией вдруг сделают внезапный дипломатический кульбит. Впрочем, не забывали и о Востоке. Геббельс в своем дневнике 5 марта 1945 г. записал: «…фюрер убежден, что если какая-то держава в лагере противника захочет вступить в переговоры, то это будет Советский Союз». Оказывается, Гитлер считал, что Сталин испытывал большие трудности в отношениях с англосаксами. А поскольку он в отличие от западных политиков не зависел от общественного мнения, то мог в любой момент взять и подписать сепаратный договор с Германией.

Геббельс также писал, что «фюрер думает найти возможность договориться со Сталиным, а затем с жесточайшей энергией продолжить войну с Англией». Про США почему-то забыл. Нацистские руководители считали, что «чего-то можно было достигнуть на Востоке, так как Сталин больший реалист, чем англо-американские безумцы». В общем, в отчаянных надеждах подписать с кем-нибудь сепаратный мир, гитлеровское руководство шарахалось из стороны в сторону. Впрочем, иногда того же рейхсминистра посещали умные мысли: «…как английская, так и американская сторона по-прежнему преследуют цель сначала разгромить нас, а затем посмотреть, к чему это приведет». Да и сам фюрер 6 февраля 1945 г. говорил в кругу своих приближенных, что «большая тройка намеревается разгромить и уничтожить Германию» и что «ситуация кажется безнадежной». То есть проблески реализма все же были. Это говорит о том, что в глубине души нацисты понимали, что им конец.