Читать книгу "Монахи войны. История военно-монашеских орденов от возникновения до XVIII века - Десмонд Сьюард"

Генерал галер – «почетный бейлиф, генерал армий ордена на море», если вспомнить его полный титул, – командовал внушительным флотом. (Хотя формально его начальником был адмирал ордена, офицер «за письменным столом», который никогда не выходил в море, что-то вроде прежнего первого морского лорда на британском флоте.) До начала XVII века его главными боевыми кораблями оставались семь черно-красных военных галер. Кроме того, флот включал «большой галеон», на котором всегда устанавливалось не менее 70 орудий, и бесценные саэтты (фелуки, которые применялись для разведки) и тартаны, на которые иногда ставили целых 22 орудия. Рыцари славились своим артиллерийским мастерством и умели одним залпом перебить мачту вражеского корабля.

Захват берберского пирата в XVII в.

На генеральской галере «Капитана» (флагмане) реяло великое знамя ордена: красное с белым крестом и девизом «Vias tuas, Domine, demonstra mihi» – «Наставь меня в путях твоих, Господи». На всех грот-мачтах развевались знамена Богородицы, а на корме и носу – флаги Иоанна Крестителя. Кроме того, на каждом юте (полуюте), самой высокой точке кормы, стояли позолоченные статуи Иоанна Крестителя в полный рост, возвышаясь над всем кораблем. (На доспехах и оружии у братьев часто были выгравированы его изображения или обращенные к нему молитвы.)

Однако мальтийские галеры, как и всякие другие, были неудобными. Там отсутствовало место для приготовления еды, и рыцарям все так же приходилось спать на палубе на корме, где на них перебирались вши с гребцов, которые, вероятно, чудовищно смердели от пота и экскрементов под жарким средиземноморским солнцем. Галеры были превосходными боевыми машинами, но в ненастье столь узкие и тесные суда были настоящим кошмаром, они были неуправляемы и легко переворачивались. Как бы близко галеры ни шли друг от друга, моряки часто теряли из виду соседей в открытом море, и оно часто заливало их волнами – гребцы вопили и чертыхались громче бури, натягивая цепи, которые приковывали их к лавкам, и опорожняясь от страха. Капитана, потерявшего свою галеру в кораблекрушении, даже если он был не виноват, мог ожидать длительный срок в темнице в форте Святого Эльма, после того как он предстанет перед священным советом, который, помимо прочих своих функций, выполнял роль адмиралтейского суда. Когда корабль «Санто-Стефано» под командованием брата Дени де Поластрона де ла Ильера выбросило на мель у Ливорно, капитан спас его горячими молитвами – очевидцы рассказывали, что случилось чудо: ветер тут же переменился и снял корабль с камней.

«Превосходнейший и преподобный господин Великий Магистр Святого Ордена и великолепного Ордена Госпиталя Святого Иоанна и Гроба Господня в Иерусалиме, защитник бедных, князь Мальты, Гоцо и Родоса, государь Триполи» фактически был монархом. В 1607 году в Риме его ранг приравняли к рангу кардинала-дьякона. (По сию пору к нему обращаются «ваше высокопреосвященство».) Королям он говорил «кузен мой» и принимал посольства из Рима, Вены, Парижа и Мадрида. В XVIII веке Великий магистр Пинто поместил на своем гербе королевскую корону.

Великий магистр выступал в нескольких ролях, и, судя по некоторым портретам, занимавшие этот пост порой предпочитали одну роль остальным. Караваджо изобразил брата Алофа де Виньякура (магистр в 1601–1622) в виде воина; на одном великолепном этюде он в парадных доспехах, а на другом в духовном облачении. Его преемник Луис Мендес де Васконсельос любил, чтобы его изображали в виде монаха-госпитальера, в облачении, с полотенцем в руке и требником. В отличие от него брат Мануэль Пинто де Фонсека (1741–1773) велел художнику Фавре написать его в виде суверена в подбитой горностаем королевской мантии, с лежащей рядом короной.

Мальтийский рыцарь в крестоносном сюрко, 1721 г.

Все Великие магистры проходили период новициата (послушничества). Каждый новичок, как только он прибывал на Мальту, должен был ознакомиться с героическими деяниями предшественников, воинов Христа. В этом ему помогали хроники Джакомо Бозио и Бартоломео даль Поццо. «Историю святого ордена и прославленного войска святого Иоанна Иерусалимского» первому заказал священный совет, она увидела свет в 1594 году; по приказу совета ее читали в трапезных каждого обержа. Бозио имел доступ к материалу, в наши дни утерянному, и, даже если он зачастую неточен и слишком уделяет внимание благочестивым легендам, все же его книга представляет ценность. «История святого военного ордена Иоанна Иерусалимского» 1703–1715 годов – это продолжение первой книги, повествующее о событиях XVII века.

Другим вдохновляющим трудом, к чтению которого побуждали новичков, была «Мартирология рыцарей святого Иоанна Иерусалимского, называемых мальтийскими» Гуссанкура. Опубликованная в Париже в 1643 году, она рассказывает о страданиях, перенесенных плененными рыцарями за отказ принять ислам: о том, как они непреклонно переносили страшные условия жизни галерного раба с ежедневной поркой или мучения в темницах Константинополя и Триполи. Мартирология поименно перечисляла множество братьев, павших в боях с неверными, с коротким рассказом о том, как каждый из них встретил смерть, и изображением его герба. Так, брат Жан-Жак де Арле «испустил дух от раны, нанесенной отравленным ассегаем, сражаясь с турками Загоры у Триполи в год 1550». (Ассегай – дротик, которым пользовались берберы задолго до того, как ассегаем стали называть копье зулусов.) Подобного рода смерть, которая, как ни удивительно, по-прежнему ждала множество рыцарей XVII и XVIII века, заслуживала пальмы мученичества. Ведь они все так же оставались крестоносцами.

Сама по себе Валлетта была достаточным свидетельством достижений ордена. Церковь Святого Иоанна специально построили пониже, чтобы зона обстрела оборонительных орудий не ограничивалась подступами со стороны моря. Обержи представляли собой казармы с кладовыми и помещениями для караула и рабов, а дворец Великого магистра планировался как командный пункт. Город был спроектирован как военный городок, его улицы были расположены в виде решетки, и дома построены квадратными кварталами, которые можно было легко оборонять от турецких или мавританских захватчиков.

Мрачная военная наружность скрывала изощренную барочную пышность величественных залов и изысканных апартаментов. Их украшали гобелены и восточные ковры, богатые застекленные шкафы, античная бронза, китайские вазы и множество серебряной утвари. Как и приличествовало ордену, наибольшим великолепием отличалась его церковь. Позолоченный потолок был расписан сценами из жизни Иоанна Крестителя, а часовни украшали прекрасные скульптуры; в часовне итальянского ланга висели картины Караваджо, который недолго и бесславно был рыцарем ордена. (Еще один значительный художник барокко Маттиа Прети тоже был членом ордена, его называли «калабрийский рыцарь», и он дослужился до поста командора Сиракуз.) Даже пол церкви был роскошен, в него были вделаны таблички с именами и гербами погибших рыцарей, инкрустированные яшмой, порфиром, агатом, ониксом и лазуритом.