Читать книгу "Тень Торквемады - Виталий Гладкий"

Результат удара он мог предсказать с закрытыми глазами. Андрэ дю Бук не упал, как подрубленный, — нужно отдать ему должное: удар был просто страшный! — а всего лишь опустился на одно колено, уже мало что соображая и мучительно пытаясь вдохнуть глоток свежего воздуха. Но Фернан Пинто не дал ему прийти в себя: следующий удар, косой, сверху, точно в челюсть (кулак по привычке уже двигался к виску, и только огромным усилием воли фидалго перенаправил его на другую цель, иначе дю Бук отдал бы концы) — и молодой витязь опрокинулся на снег, где и затих в полном беспамятстве.

Следствием этой победы стало всеобщее воодушевление земщины. В ее рядах тоже были знатные кулачные бойцы, и спустя совсем короткое время земские в пух и прах разбили опричников — может, еще и потому, что в рядах недавно набранных верных псов государя была преимущественно молодежь, не искушенная в ратном труде. Запели рожки возле царского шатра, и «разгул» мигом прекратился.

Земские окружили Фернана Пинто и в восхищении хлопали его по плечам и спине — победить Андрея Дубка мог только очень сильный боец. Все это знали и отдавали дань поистине эпической победе фидалго. Он был смущен, но в душе радовался; знать, еще не всю его молодую силушку забрали годы, и умение кое-какое, похоже, осталось.

— Да ты, друг мой, не так прост, как кажешься, — весело улыбаясь, сказал Антонио де Фариа. — Не знал я за тобой таких способностей. Конечно, в абордажных боях ты никогда задних не пас, но чтобы так… Поздравляю!

Фернан Пинто не успел ответить, потому что возле царского шатра началась какая-то возня, а затем зычный голос, заглушивший праздничный шум, прокричал:

— Защиты и справедливости!

Над речкой мигом воцарилась тишина; даже воробьи, которые стайками шебаршились возле коновязи, отыскивая в соломе овсяные зернышки, прекратили чирикать.

Перед Иоанном Васильевичем стоял Андрэ дю Бук. Царь, и так недовольный поражением опричнины в «разгуле», нахмурил брови и грозно спросил:

— Кто тебе обиду нанес?

— Он! — Указующий перст дю Бука выбрал из толпы Фернана Пинто.

— Гишпанец?! — Во взгляде царя явственно проступило недоверие. — Когда и как он это сделал?

— Этот человек ударил лежачего! — запальчиво воскликнул Андрэ дю Бук. — У меня есть свидетели!

— Погоди… — Царь пальцем поманил фидалго. — Подойди сюда, Федор Даниилович. Правду ли говорит сей юноша?

Пинто обмер. Фидалго вдруг сообразил, что дю Бук прав. Ведь последний удар — добивание, как и полагалось по всем канонам китайских боевых искусств, — он нанес юноше, когда тот стоял на коленях. А согласно русским правилам кулачного боя этого делать нельзя. Но Фернан Пинто сделал это механически, совершенно бездумно.

— Правду, Ваше Величество, — не стал отпираться фидалго.

И объяснил, почему так получилось.

— Разные народы, разные обычаи… — Царь немного успокоился; видимо, ему понравился честный ответ испанца. — Что ж, коли так случилось, все равно нужно соблюдать правила «разгула». Не нами они созданы, не нам их и отменять. Но Федор Даниилович в посольском чине, он иноземец, а значит, наших правил он мог и не знать. Но в чужой монастырь со своим уставом не суйся. Поэтому я думаю, — он обратил свой взор на Андрэ дю Бука, — что можно назначить Федору Данииловичу виру[68].

— Я не согласен! — ответил обрусевший француз.

— Уж не хочешь ли ты, чтобы я казнил этого достойного человека?! Уж не хочешь ли ты рассорить меня с моим братом, королем Гишпании?! — Великий князь почернел от гнева.

Но Андрэ дю Бук не испугался. С поразительным бесстрашием глядя прямо в глаза царя, он ответил:

— Мне моя честь дороже жизни! Поэтому я прошу вашего высочайшего соизволения, государь, устроить согласно закону битву на «поле»[69]. Я хочу драться не на живот, а насмерть!

Тишина стала еще более мертвой. Царь тоже не размыкал уст. Видимо, он усиленно думал, как быть дальше. Не согласиться с юношей — значит внести разлад в свою новую надежу и опору — опричное войско, чего великому князю очень не хотелось бы. А рискнуть жизнью посла — Иоанн Васильевич конечно же понимал, что Андрей Дубок, сызмала привыкший обращаться с оружием, не оставит немолодому гишпанцу никаких шансов — значило навлечь на себя гнев всех государей Европы. Гнев не столько праведный, сколько наигранный — что им до какого-то безвестного гишпанца; но от этого Москве все равно легче не станет.

— Федор Даниилович, тебя не принуждали силой принять участие в забаве? — наконец с надеждой спросил царь.

— Нет, Ваше Величество, — твердо ответил фидалго. — Все было по моей доброй воле.

— Что ж, ежели так… — Тут великий князь тяжело вздохнул и возвысил голос: — Ежели так, быть по сему! Будет вам «поле». А там… как Господь вас рассудит. Но все должно соответствовать «Судебнику»! Бой проводить при обязательном присутствии стряпчего и поручителей с обеих сторон. По окончании поединка составить нужные бумаги, подписать всеми сторонами и поставить мою печать. Битву назначаю на завтра, после обедни!

Какое-то время народ безмолвствовал, а потом разразился веселыми криками. Какая удача! Кроме праздничного гуляния, они увидят еще и знатный поединок! Притом, не шуточный, а взаправдашний. Гуляй, люди добрые! Веселые забавы пошли своим чередом…

Только в помещениях, отведенных испанской миссии, царило уныние. Солдаты и слуги тревожно перешептывались и едва не на цыпочках проходили мимо двери комнаты, где закрылись Фернан Пинто и Антонио де Фариа.

— Ах, какую глупость ты совершил! — Антонио де Фариа в досаде ударил себя кулаком по колену. — Зачем ввязался в эту глупую драку московитов?!

Фернан Пинто не отвечал. Он сидел возле стола и сосредоточенно работал пестиком — что-то тщательно перетирал в тяжелой медной ступе.

— Между прочим, — продолжал бывший пиратский капитан, — тебе полагается полное воинское облачение (царский челядник уже принес; все это добро я свалил в углу трапезной): щит, кольчуга, доспехи, шлем с забралом, сабля… да такой тяжести, что я с трудом сделал несколько упражнений — кисть онемела. Как ты будешь биться без привычки, надев на себя все это железо?!