Читать книгу "Во тьме - Максим Шаттам"

— Не думаю. Смелости ей не занимать, она пользуется почтой, ее страховка оформлена на другое имя — все это как-то не вяжется с личностью Джанин. Последняя представляется мне инструментом в руках брата, униженная женщина, всегда плывущая в кильватере Лукаса. Малиша, напротив, совсем другая, она живет где-то рядом с Филиппсбургом и получает посылки.

Сапфир, спокойно семенивший рядом с ними, вдруг устремился в сторону аллеи, пересекавшей улицу под прямым углом. Аннабель и Бролен, продолжая разговаривать, двинулись следом за ним.

— Почему все-таки женщина? Какие у нее могут быть мотивы? Джанин действовала ради брата, а Малиша?

— Джанин считала себя никем — ее брат постарался, чтобы она так думала. Он жестоко обращался с ней, и она в конце концов обнаружила, что, убивая или мучая людей, она становилась сильной, внушающей страх… Она обретала власть и поэтому оставалась рядом с ним. Но что-то в ней противилось такому положению вещей, поэтому-то она и отнесла кровь в церковь — искала прощения или же, наоборот, наказания за совершенные преступления.

— Постойте, разве вы с ней говорили? — удивилась Аннабель.

— Нет, я просто пытаюсь рассуждать. Конечно, я могу и ошибаться, ведь это только предположение. Так обстоит дело в большинстве похожих случаев. Возвращаясь к Малише: у меня создается впечатление, что мы имеем дело с кем-то более извращенным и действующим добровольно. Пока мы не узнаем, зачем Боб так долго сохраняет жизнь своим жертвам, боюсь, мы не сможем предположить ничего путного о мотивации поступков Малиши.

— Боб — гребаный психопат! — покраснела Аннабель. — Он держал у себя Тэйлор Адаме полтора месяца, а потом выгнал ее, приколов к груди послание! Она совершенно свихнулась! Открывает рот, только чтобы кричать или сказать, что находится в Аду, видела демонов. Что эта сволочь делает с людьми?

— Думаю, сначала использует их как сексуальных рабов… но, увы, это не поможет нам пролить свет на его личность. Пойдемте.

Бролен увлек женщину в направлении Ремзен-стрит, они спустились по этой улице и прошли под Бруклин-Квинс-Экспресс до промышленной зоны возле Ист-Ривер. Сапфир радостно бежал рядом с ними, обнюхивая все, что попадалось на пути. Казалось, собака наслаждается новой веселой жизнью. Они прошли алюминиевую ограду, миновали покинутое здание и наконец добралась до пустой промзоны с полностью сгнившей деревянной набережной. Когда все трое стали спускаться по трухлявым ступенькам к берегу, некоторые доски угрожающе заскрипели. Перед ними колыхались воды величественного, как пустыня из ртути, залива, в которых отражались торопливо бегущие свинцовые облака.

— Посмотрите вокруг, Аннабель, что вы видите? — спросил частный детектив.

Поскольку она стояла молча, он повторил вопрос:

— Ну же, оглянитесь вокруг и скажите, что вы ощущаете.

Женщина сначала посмотрела на Бролена, потом устремила взгляд на ощетинившийся высотными зданиями гребень Манхэттена. Они, словно гигантские ракеты, царапали облака. Напротив протянулась серая линия Нью-Джерси с его кранами, окутанными зимним туманом. За спиной Аннабель поднимался вверх крутой холм; ни земли, ни деревьев больше видно не было, повсюду торчали одни лишь творения человеческих рук. Железнодорожные пути — грязная и шумная лента — постоянно сотрясались. Повернувшись, Аннабель посмотрела на воду. Ее внимание привлек всплеск. В воде плавали, напоминая медуз, пластиковые пакеты. Чуть поодаль болтались бидон и презерватив. Следы человека были повсюду.

Аннабель подняла на Бролена измученный взгляд и тихо сказала:

— Я не знаю… мрачный пейзаж.

Бролен медленно кивнул в знак согласия. Черные пряди его волос закрывали щеки. Абсолютно бесстрастно, лишь констатируя, он произнес:

— Это все внешнее: индустриализация, загрязнение… Но взгляните глубже, и вы увидите то, что любой человек видит с момента своего рождения: стремление потреблять. Много. Везде. Все больше и больше. То, что вы видите каждый день, — это мир, существующий лишь по законам маркетинга и давно распрощавшийся с любой филантропией; хотя нет, филантропия превращена теперь в стремление увеличить потребление. Общество развивается теперь только в этом направлении. Взгляните-ка: везде, даже в религиозной жизни, все подчинено не внутренним убеждениям, а необходимости выбирать! Журналы публикуют сравнительные таблицы с недостатками и преимуществами каждого вероисповедания, и по ним мы выбираем для себя то, которое кажется нам наиболее одухотворенным. Религия стала для нас способом улучшить свое существование, использовать положение смертного, мы больше живем не для Бога, мы верим ради себя, и нам продают его как нечто безмятежное, не лишенное духовности, но приспособленное к нашим прихотям…

Аннабель остановилась, пытаясь угадать, куда клонит Бролен.

— Мы больше не делаем ничего для того, чтобы дышать чистым воздухом, — продолжал частный детектив, — чтобы наслаждаться тем коротким временем, которое можно провести в гармонии с самой жизнью; нет, понемногу мы скатываемся к синтетической модели. Превращаемся в роботов. Люди все чаще приобретают черты того, чем они обладают. Весь свой краткий век они посвящают потреблению. Смотрите, Аннабель, поглядите вокруг. Кого мы слушаем? Кто управляет этим обществом? Кому мы повинуемся? Потребителям. Производителям. Пользователям. Роботам. Они-то и правят миром.

Горькая улыбка скользнула по его губам. Аннабель кивнула, она разделяла то, о чем говорил Бролен, но тем не менее перебила его:

— Не преувеличивайте, мы же не в каком-нибудь научно-фантастическом фильме!

— Нет, потому что столетие или два назад любой роман, рассказывающий о современном нам мире, казался бы абсурдным, невыносимо ужасным. Думаете, я преувеличиваю, да? Однако все это правда. Когда-то мужчина жил или выживал, чтобы иметь детей, любить женщину. Все древние системы выглядели как пирамида: на вершине в меньшинстве находились хозяева, внизу — слуги. Последних использовали, часто — как пушечное мясо, их запросы были просты, они искали счастье в простых вещах: любить и выживать. Это было главным. Те, что наверху, имели власть, иногда незначительную, иногда неограниченную. И у них было время. Власть и время позволяли им быть требовательными, они хотели всегда большего: больше земель, городов, женщин, слуг… Это был мир натиска… Сегодня все изменилось. Мы решили раздать власть всем по кусочку, и теперь если мы начинаем целиком отдавать себя обществу, то можем обрести немного больше власти. Мужчина продолжает стремиться к большему, потом еще большему и впадает в неистовство. Ежедневные сражения сменила работа; после битв всегда оставалось много жертв, но они хотя бы были заметны. Сегодняшние войны бескровны, но в них гибнет человечность. — Бролен сделал паузу, у его ног холодная вода лизала край понтона. Затем он добавил: — Они превратили нас в машины.

Вверху пронзительно и отчаянно закричала чайка, не боящаяся холода.

Аннабель вздрогнула. Ее подспудные ощущения, что мир куда-то катится, вдруг облеклись в слова. И все-таки она выступила в роли адвоката дьявола.