Читать книгу "Незнакомцы в поезде - Патриция Хайсмит"

— Слушайте! — крикнул Гай. — Слушайте, я пропащий человек! Считайте, мне конец, потому что я намерен сдаться полиции. Немедленно! Потому что я убийца, понимаете? Ну что вы смотрите на меня, как будто вам плевать?! И не смейте опять разваливаться в кресле!

— А чего это мне не разваливаться? — Маркмен обеими руками вцепился в бокал, в который только что долил и виски, и колы.

— Я лишил другого жизни, сделал то, что не дозволено ни одному человеческому существу! А вам плевать?

Вроде бы Маркмен кивнул, а может, и нет. Так или иначе, он продолжал невозмутимо прихлебывать свое пойло.

Перепутанные клубки тысяч слов бурлили в Гае, сгущая кровь, вызывая прилив жара от сжатых кулаков к плечам. Ругательства в адрес Маркмена, отдельные фразы и целые абзацы из написанного утром признания смешались в одну кучу и перепутались из-за того, что пьяный болван в кресле не пожелал его слушать. Пьяный болван решил напустить на себя равнодушный вид. Наверное, дело в том, что трудно заподозрить убийцу в приличном человеке. Белоснежная рубашка, шелковый галстук, аккуратные синие брюки — все это застит людям глаза, да и лицо его вряд ли похоже на лицо убийцы.

— Вот в чем ошибка, — произнес Гай вслух. — Никто не знает, как выглядит убийца. А выглядеть он может как угодно!

Он резко встал, плеснул в бокал виски на три пальца и залпом выпил.

— Рад, что у меня есть собутыльник, — пробормотал Маркмен.

Гай сел на постель, аккуратно заправленную зеленым покрывалом. На него вдруг навалилась усталость.

— Значит, для вас это ничего не значит?

— Я повидал убийц на своем веку. И мужчин, и женщин. — Маркмен усмехнулся. — На самом деле женщины чаще остаются на свободе. Выходят сухими из воды.

— Я не свободен и не вышел сухим из воды. Я хладнокровно убил человека без всякой причины. Что может быть хуже? Я сделал это, потому что…

Он хотел сказать: потому что нашлась в нем достаточная мера порока, необходимая червоточина — но где понять это прагматичному Маркмену? Прагматичному настолько, что он не хочет ударить его, спастись бегством, вызвать полицию, оттого что сидеть в кресле и пить гораздо комфортнее.

Маркмен качал головой, полуприкрыв глаза, будто в самом деле размышлял над ответом. Поерзав, он вытащил откуда-то кисет с табаком, затем папиросную бумагу из нагрудного кармана.

Гай долго наблюдал за его манипуляциями, пока наконец не выдержал и протянул свою пачку.

— Возьмите.

Маркмен уставился на нее с сомнением.

— Что за сигареты?

— Канадские. Хорошие. Попробуйте.

— Нет, спасибо. — Маркмен затянул веревочку кисета зубами. — У меня свой любимый сорт. — И следующие три минуты он вертел самокрутку.

— Это было все равно что выхватить пистолет в общественном парке и застрелить первого встречного. — Гай продолжал говорить, словно обращаясь к неодушевленному предмету, диктофону в кресле.

Впрочем, в диктофон его речь хоть как-то проникла бы, Маркмен же оставался непрошибаем. Интересно, он не задумывается, что в следующую минуту Гай может и его пристрелить?

— Я действовал не по своей воле, меня вынудили. Так я и скажу полиции, хотя это ничего не изменит, потому что я убил человека. Я хочу объяснить вам, в чем состояла идея Чарльза Бруно. — По крайней мере ему удалось добиться внимания Маркмена, хотя бы имитации вежливого интереса в пьяных глазах, но Гаю и этого было довольно. — Бруно решил, что мы должны совершить убийства друг за друга. Он освобождает меня от жены, я его — от ненавистного отца. Втайне от меня он приехал в Техас и убил Мириам. Не предупредив меня и не спросив моего согласия, вы понимаете? — Формулировка вышла чудовищной, но Гай был рад и тому, что вообще может говорить об этом вслух. — Я ничего не знал и поначалу даже не заподозрил его. Однако несколько месяцев спустя он начал меня преследовать. Угрожал свалить на меня убийство Мириам, если я не доведу до конца его проклятый замысел, то есть если не убью его отца. Суть заключалась в том, что у обоих убийств не было личного мотива. Поэтому нас нельзя было вычислить по отдельности, если мы не будем встречаться. Но я сейчас не об этом, важно другое. Я действительно убил его отца. Меня сломали бесконечные письма Бруно, шантаж и бессонница. Он свел меня с ума. И знаете, я считаю, что сломать можно кого угодно. В тех же обстоятельствах я мог бы сломать вас, принудить вас к убийству. Пусть мне пришлось бы действовать другими методами, но это возможно. А на чем еще, по-вашему, держатся тоталитарные государства? Или вы, Оуэн, об этом не задумываетесь? Хотя я в полиции все объясню, вряд ли ко мне проявят снисхождение. Они скажут, что я сам позволил себя сломать. Что проявил слабость. Но мне наплевать, понимаете?

Гай так и не смог донести ничего до Маркмена, но ему было наплевать и на это.

— Я готов принять любую кару, какую мне назначат. Завтра же я повторю все это в полиции.

— А доказать сможете?

— Что доказать? Доказать, что я убийца?

Бутылка выскользнула из пальцев Маркмена и упала; впрочем, виски в ней оставалось так мало, что на пол не пролилось почти ничего.

— Вы же архитектор, как я теперь припоминаю?

— Какая разница?

— Да есть некоторые сомнения.

— Какие еще сомнения? — нетерпеливо спросил Гай.

— Да просто если вас послушать, то вы малость тронутый. Так мне кажется. Я не утверждаю, что вы и правда чокнулись.

В затуманенных глазах Маркмена явно читалось опасение, что он может схлопотать за эти слова. Убедившись, что бить его Гай не намерен, он осел в кресле еще глубже.

Гай мучительно искал конкретный пример, который позволил бы объяснить доходчивей.

— Вы говорите, что повидали убийц на своем веку. Как вы к ним относились? Как себя с ними вели? Неужели продолжали общаться как ни в чем не бывало?

Под его пристальным взглядом Маркмен вроде бы напряг мозги. Наконец он улыбнулся и изрек расслабленно:

— Знаете, мой принцип — живи и дай жить другим.

Гая снова охватила ярость, горячими тисками сжав тело и разум. Его чувства не поддавались словесному выражению — или слов для них было слишком много, чтобы выбрать самое емкое. Наконец оно само образовалось на языке и вылетело сквозь стиснутые зубы:

— Болван!

Маркмен чуть заерзал в кресле, но не растерял флегматичного спокойствия.

— Меня это не касается, — твердо сказал он.

— Не касается? Вы же… вы же часть общества!

— Ну так это забота общества, не моя. — Маркмен лениво отмахнулся.

Он смотрел на бутылку, виски в которой оставалось на два пальца.

Гай недоумевал. Он серьезно или попросту пьян? Наверное, серьезно, какой резон ему сейчас лгать? И тут вспомнил, что и сам последовал тому же принципу — подозревал Бруно в убийстве и бездействовал, пока тот не начал его преследовать. Значит, так поступают все? И кто же тогда общество?