Читать книгу "Воин. Знак пути - Дмитрий Янковский"

– И вот среди этого быдла есть такие как вы… Думаете мало их? До хрена! И в конечном итоге именно они и есть Русь. Не это… – он брезгливо махнул над головой волосатым пальцем. – А именно те, за кем все это идет. Да. Такие как вы – с огнем в сердцах. Я их повидал… Просто столь ярких до сего дня не видывал. Все что делается на Руси, делается такими как вы. Остальные бредут куда укажут, как коза на базар.

Черняк перевел дух, довольный, что его все же выслушали, продолжил уже спокойнее:

– Я это давным-давно понял… Стал различать русичей на тех и других. Как? Да запросто! Вот поглядите кругом – все русичи недовольны. А? Заметили? Одни недовольны князем, другие беспросветной жизнью, третьи худой женой, четвертые дурными детьми, а пятые своими соседями… Это все быдло. Даже не знаю зачем они на Руси, плодятся и то как-то криво… Сменят князя, жену, наплодят новых детей и опять недовольны всем этим. Но есть другие… Они тоже недовольны. Но недовольны СОБОЙ. Все им мало, все они что-то не доделали, али сделали хуже чем могли. А коль сделали ладно, как вы сегодня, то новое дело сыщется, потрудней прежнего. Не все они витязи, средь трудового люда таких тоже навалом. Быдло всю жизнь в подмастерьях, а эти рвутся в мастера. И не за деньги, как немцы, вот же в чем дело! Просто они по другому не могут, не могут делать хуже, каждое их движение на пределе сил. Они и не стареют, помирают молодыми всегда. Кто в бою, а кто прямо у горна или на своей мельнице. Я таких видал волхвов и плотников, ковалей и кухарок, теперь вот витязей увидал… Да. Говорят такой же князь ныне в Киеве. Коль так, то теперь на Руси все иначе будет, все лучше чем прежде. Он и себе пощады не даст, и другим опуститься не позволит. Сжалились Боги над Русью.

– Не сжалились… – замотал головой Ратибор. – Худое это слово. Боги не помогают людям в том, что они должны сделать сами. И князь нынешний был наполовину робичич, да своими силами Киевский стол под себя взял. А Боги… Они помогают лишь сильным да смелым. Правда, Волк? Ладно, пойдем почивать, а то масло уже прогорело.

Они встали, подхватили под руки Микулку и потащили на второй поверх, где Черняк выделил светлицу для отдыха. Хоромы большие, чистые, даром что одинокий муж тут хозяин. Видать прислуга в хозяйстве знает толк не хуже доброй жены – по бревенчатым стенам светильники, постели взбиты душистой соломой, так и просят улечься и хорошенько поспать.

– Знаете о ком он говорил? – снимая сапог, многозначительно спросил стрелок.

Сершхан сонно пожал плечами, а Волк сморщившись укладывался поудобнее, чтоб пробитая нога не отзывалась разрывающей сердце болью. Он сапог не снимал, и без того худо.

– О потомках младшего брата! – сам себе ответил Ратибор.

– Что?! – хором отозвались из полутьмы друзья.

Сонное оцепенение на миг слетело, сменившись усталым настороженным любопытством.

– Помните, Барсук рассказал нам историю о трех братьях и Зле, повалившем через Рипейские горы? Тогда старший предложил спасаться в полуденных странах, средний молить Богов, а младший решил собрать Дружину и вступить в бой. Он ведь выжил, помните? Так вот мне подумалось, что запросто не может быть столь огромной разницы меж людьми одного народа. Русичи не бывают средними! Либо, как Черняк баял – быдло, либо достигают звездных высот. Вот у немцев основа народа как раз средняки, у тех же ромеев тоже. Работают помаленьку, поколениями делают жизнь краше. А у нас нет – все что делается, делается на срыве сил. Может это потому, что от разных людей ведем свой род? Одни от старшего брата, другие от младшего, а средний может просто потомства не дал?

– Чушь… – укладываясь в объятья мягкой постели, ответил Сершхан. – Если бы это от крови зависело, то человек бы уже поменяться не мог. Каким бы родился, таким и помер. Но ведь все совсем по другому! Взять нашего Микулу… Кем он был? Байстрюком и последним робичем. Даже хотел к ромеям уйти. Если бы не встретился с Заряном, так на чужбине и помер бы. Но ведь остался! И не просто остался, вон сколько подвигов уже совершил… Так что огонь, о котором Черняк говорил, есть у каждого русича. Его нужно только разворошить. Иногда он разгорается сам, иногда нужен кто-то, чтоб раздуть это пламя. А у некоторых оно бушует только в мечтах, но это вовсе не значит, что его нету вовсе.

– В мечтах… – тихо откликнулся Ратибор. – В том-то и дело! Черняк называл быдлом тех, кто даже в мечтах не свершил ничего особенного. Из дому в поле, из поля в дом, пожрал, поспал и снова в поле. Даже в мечтах ему не хочется выстроить терем до солнца или вырастить рожь с пудовым колосом. Понимаешь? Такие живут по накатанной колее. Им так проще. Так и выходит – часть русичей, как иноземцы, стараются сделать свою жизнь легче, а другие вроде наоборот – только и делают, что сами себе жизнь усложняют. Видишь, и братья, о которых Барсук баял, тоже по разному поступили. Старший предложил сделать как проще – уйти на полудень, а младший пошел сложным путем. Но куда более честным. Разве не так? Поэтому я и углядел какую-то связь. Хотя может быть все иначе, кто теперь разберется? Интересно другое… Кого на Руси все-таки больше?

Ему никто не ответил, Сершхан, утомленный за день и добрую половину ночи, тихонько посапывал в темноте, Микулка тревожно ворочался, а Волка вообще слышно не было. Стрелок вздохнул, перевернулся на бок и сон быстро подкрался к нему на мягких лапках, проглотил до утра, спасая в уютной утробе от тревог и сомнений, давая набраться сил для новых, еще не свершенных дел.

Но Волк не спал… Пережитое волнение и глухая, задавленная целебной повязкой боль отшибла сон начисто, глаза бестолково таращились на невидимый в темноте потолок, а дыхание то и дело срывалось, будто веревка снова лопалась под ногами, дохлой змеей улетая во тьму. Наконец он не выдержал, скривившись от боли натянул сапоги, поправил меч, и закинув за спину лютню тихонько спустился на улицу.

На небе ни облачка… Луна давно укрылась в густых лесах на заходе, даже зарева не осталось, и только звезды таращили с неба мерцающие глазищи, словно хищница-ночь высматривала на земле свою жертву. В городе еще ничего, а как вышел за ворота, даже жутковато сделалось – ни огонька, ни человечьего звука… Лишь тьма да эти глаза в вышине, будто из леса глядит целая волчья стая. Очень уж непривычно в ночи без верных друзей, как-то отвык за долгие годы. Сколько весен минуло от встречи с Ратибором? Разве считал… Потом был Витим, следом Сершхан, а там Боги свели и с Микулой. Певец уже и не мыслил себя иначе, чем рядом с ними, наверное хуже нет лиха на свете, чем остаться совсем одному.

Но в памяти постоянно жило и еще одно существо… Из чужого, жутковатого мира, в который Волк старался не проникать даже в мыслях. Он и в речку-то стерегся входить глубоко, а уж глубины синего моря пугали не меньше, чем подземное царство Ящера. Может даже поболе… Там хоть ногами на чем-то стоишь, а в черной пучине и уцепиться не за что. Ни ногами, ни руками, ни взглядом. Одно слово – бездна!

А какие чудища там живут… Мороз по коже! Приходилось слышать про рыб с отравленными шипами – такую коль коснешься, сразу помрешь в страшных муках и в вирый попадешь синим да с выпученными глазами. Слыхивал и про восьминогов, которые этими самыми ногами могут и человека удушить, и корову. А еще, говорили, живет в море рыба-акула, так у той зубов больше, чем у всей княжьей дружины, да и жрет она побольше ихнего. Ей лодию раскусить, что купецкой дочке орех хрумкнуть. А тритоны? А Кит-Рыба? А Змей морской? Нет уж – человеку место на земной тверди! Коль было б иначе, Боги столько тварей морских бы не создали. И кто б мог подумать, что среди всей этой жути живет столь прекрасное и хрупкое создание как Певунья…