Читать книгу "Обет молчания - Марселла Бернштейн"

После слепящего солнца это укромное, прохладное место показалось ей таинственным и сказочным. В просветах между листвой воздух пронзали острые стержни солнечного света, образуя подернутые легкой дымкой световые конусы, выхватывающие из тени стайки роящихся насекомых.

Она двигалась вперед, не замечая, что колючие ветви кустарников цепляются за тонкую материю ее платья. Ноги сами вели ее куда глаза глядят, подальше от людей. Заброшенная тропинка, круто сбежав под горку, вывела ее к небольшому озеру, скрытому за листвой. Темно-зеленый глянец воды отливал черным атласом. Вокруг озера росли деревья, склонив свои ветви к самой воде. Необыкновенной красоты пейзаж, словно застывший на полотне художника: зеркальная гладь воды, не тронутая ветерком, словно неживая; глаз с трудом отличал настоящие деревья от их отражения.

Она, не отрываясь, смотрела на воду, это, говорят, успокаивает нервы. Резкий, пронзительный крик в ушах понемногу стихал. Она спустилась к самому краю, наклонилась и зачерпнула руками воду. От воды пахло свежестью. Она ополоснула лицо и шею. Ее дыхание возвращалось к нормальному ритму.

Перелетая с дерева на дерево, пели птицы, где-то высоко над головой, в бледном полупрозрачном пространстве шумел мотором серебристый аэроплан. Она наблюдала за ним, пока он не скрылся из виду. Мимо нее пролетела переливчато-бирюзовая стрекоза. Из-под ног в кусты прошмыгнул маленький зверек, спеша по своим повседневным делам, абсолютно игнорируя ее присутствие.

Тонкими, изящными пальцами она расстегнула пуговицы платья из индийского хлопка и потрогала шрам — длинную уродливую полоску на животе. Легкое нажатие причинило ей боль, но это ощущение, по крайней мере, служило подтверждением реальности событий прошедших недель.

Теперь все позади, все закончилось. Ей было послано предостережение, она его получила. Опасность миновала. Только на душе Кейт было по-прежнему неспокойно. Почему ее не покидает ощущение неясной тревоги? Сомкнутые над головой кроны деревьев, казалось, выказывали ей свою враждебность, недружелюбный ветерок подернул рябью поверхность воды, словно рассыпал тысячу маленьких перышек.

Неужели опять? Она больше не вынесет. Дрожащими пальцами она застегнула платье, встала. Внезапно ее разум пронзило понимание происходящего. Как можно быть такой дурой и ничего не видеть? Она лишь тешила себя иллюзией, думая, что все закончилось. Как бы не так. Угроза оставалась реальной, занеся меч над ее головой. Просто она приняла другой облик, явилась к ней под другой маской и пугала ее больше, чем самая тяжелая болезнь. На этот раз опасность разоблачения.

Как же она раньше не догадалась? Источником опасности был священник. Отец Майкл слишком глубоко заглянул за завесу тщательно укрытого прошлого. Если так пойдет дальше, он докопается до истины. Тогда тайна, которую она и Сара по молчаливому согласию хранили на протяжении половины своих жизней, раскроется. Один Бог знает, чем это может закончиться.

О боже, если бы только эта часть нашей жизни оказалась лишь страшным сном!

Она не могла вычеркнуть из памяти воспоминания о своем прошлом. Сейчас, когда она на свободе, они кажутся более ужасными, омрачают даже этот благословенный райский уголок. Она схватилась руками за уши, зажмурилась и закричала в тщетном усилии захлопнуть дверь сознания перед образами и видениями, которые непрошеными гостями вновь и вновь являлись к ней.

Отец Майкл в этот момент открывал ворота, услышанный крик он принял за крик птицы. Однако, подчиняясь внутренней интуиции, он пошел на него. Осторожно перешагивая через корни деревьев, торчащие из земли, он пробирался сквозь крапивный бурьян. После пропеченного солнцем сада лесной воздух приятно окутывал влажной прохладой.

Он постепенно убыстрял шаг, едва различая под ногами тропинку, заросшую травой, царапая руки о ветки. Вдруг это совсем не птица? Вдруг что-нибудь случилось с Кейт? Он позвал ее, но лес ответил молчанием. Минуты через две он достиг поляны и скрытого за деревьями озера. Его сердце упало.

Она стояла в темной воде. Его охватила страшная мысль. Он подумал, что она хочет убить себя, как ее мать, хочет утопиться. Она стояла к нему спиной, волосы были связаны в узел, приоткрыв стройную нежную шею. Услышав шум, она повернулась, двигаясь с осторожностью, словно дно было скользким.

Первое, что он ощутил, — облегчение, видя, что она обеими руками держала юбку, подняв ее выше коленей, чтобы не замочить. Вода цвета зеленого бутылочного стекла отражала ее красивые белые ноги. Он ничего не мог с собой поделать, взгляд его скользнул выше и застыл на светлом треугольнике трусиков, видневшихся из-под закатанной юбки. Это откровение показалось Майклу таким же эротичным, как если бы она вдруг предстала перед ним обнаженной. Чувства его пришли в смятение. Он глубоко вздохнул.

Все части женского тела делятся на приличные, менее приличные и неприличные.

Ему следовало бы устыдиться. Но он не чувствовал стыда. Он перевел глаза на ее лицо, она встретила его взгляд спокойно. У нее и в мыслях не было кокетничать или дразнить его. Она не испытывала ни смущения, ни гнева — ничего из того, что можно было ожидать в этой ситуации. Вид у нее был серьезный, глубокомысленный, словно ее оторвали от важных раздумий.

Он не знал, что и думать. Позже он догадался. Она не возражала против его присутствия, потому что за ней наблюдал священник. Она не видела в нем мужчину.

Посреди безмолвия в густых ветвях деревьев пронзительно зазвенела одинокая трель, затем еще одна. Третья раздалась сверху, куда вспорхнула птица. Странно и непривычно было слышать птичье пение в жаркой сонной полуденной тиши, которую до приезда детей нарушало лишь деловитое жужжание пчел.

Услышав шум, она подняла голову. Когда она повернулась к нему лицом, в ее глазах блестели слезы.

— Господи, — тихим дрожащим голосом сказала она, — какая же я дура! Сколько времени я провела в наивных грезах! Когда сидишь в тюрьме, жизнь на воле кажется сладкой недостижимой фантазией. Я верила, что любые трудности мне по плечу, что я все смогу, все преодолею. Я строила грандиозные планы. Думала, выйду и заживу нормальной жизнью, задышу полной грудью, достигну в жизни всего, о чем мечтала. Все сразу. К чему откладывать? И все сложится самым замечательным образом. — Она по-детски приподняла плечо и вытерла щеку рукавом платья. — Но, как оказалось, все не так-то просто. Я даже не знаю, с чего начать. Я занималась тем, что строила воздушные замки и мечтала жить в них здесь, в этом мире. А сейчас эти замки летят к черту, и я ничего не могу поделать.

Он понимал, о чем она говорит. Свобода — штука, которую мы не ценим, о которой плачем, только потеряв. Он мог бы утешить ее, сказав: «Полно, не будь глупенькой. Все будет хорошо», но нужны ли ей банальности?

Он сделал несколько шагов к воде. Он никогда прежде не видел, чтобы люди так странно плакали, без рыданий и всхлипываний. Слезы прозрачными каплями стекали по щекам, но лицо ее не меняло своего выражения. В янтарных глазах он видел отражение солнечных бликов, играющих на поверхности воды, мерцание ее ресниц. Видел, Господи, помоги ему, манящую запретную тень между ног.