Читать книгу "Красавица и пират - Жюли Галан"

Рыжий разделся, задул свечу и тоже лег. Луна светила в окно.

Они молча лежали нос к носу и выжидательно смотрели друг на друга. Долго лежали.

За стеной уже вовсю скрипела кровать, слышались тихие вздохи и страстные стоны: Жильбера посвящали в рыцари.

Наконец Рыжий сказал:

– Маленькая, я тебя так люблю! Но спать хочется…

– И мне! – призналась Жаккетта.

Они облегченно обнялись и, полностью довольные друг другом, уснули.

Ночью Жаккетте приснился сон.

Во сне она видела море. Разное. Ласковое и штормовое. Заискивающе льнущее к бортам корабля и наносящее ему удары тугими волнами. Носились над бескрайним морем чайки, вспарывал его гладь дельфиний плавник. Ветер пас стада нефритовых волн.

Любопытное море мягкими пальцами трогало горячий песок пляжей, капризно вздыхало под крутыми утесами, плечом пробовало их на прочность.

Жаккетте захотелось с ним подружиться, и море, похоже, было тоже не против.

Внезапно губы ее почувствовали легкое прикосновение.

Кто-то нежно ловил ее дыхание. Сон не отпускал Жаккетту, она не могла проснуться, лишь трепетали в бессильной попытке подняться длинные ресницы. Она чувствовала скользящие по телу ладони, а может быть, это море гладило ее? Но море не бывает горячим…

Теперь сон и этот кто-то поделили ее пополам, и никто не мог победить. Касались щеки шелковистые волосы, каждое прикосновение рождало прокатывающуюся по всему телу волну долго пульсирующего удовольствия, и чужая влага была на ее губах.

– Ты мне снишься? – спросила сквозь сон Жаккетта.

– Конечно, маленькая… – услышала она тихий шепот, как прибой прошумел. – Спи…

Жаккетта обрадовалась: не надо просыпаться – и полностью отдалась во власть полонившему ее.

Во сне вставало над морем улыбчивое рыжее солнце. И кто-то бесконечно ласково срывал дыхание с ее губ.

Глава XXXV

Долго спать не пришлось. Утром Рыжий поднял всех с рассветом. Надо было ехать дальше.

– Слава Богу, теперь мы поедем нормальным образом, а не по обычаю тамплиеров! – заметил Рыжий за завтраком. – Пришлось купить еще двух лошадей.

Все, соглашаясь с ним, молчали. Кроме Жаккетты.

– А при чем тут тамплиеры? – тут же спросила она.

– А ты, маленькая, разве не знаешь? – сразу же отозвался Рыжий.

– Представь, не знаю! – заявила Жаккетта. – Темная я. Про госпитальеров знаю, про ассасинов знаю, а про тамплиеров ты не рассказывал.

– Хорошо, пока ты жуешь, я восполню этот пробел в твоем образовании. Ты знаешь, что орден Тампля был нищенствующим.

– Чего? – опустила ложку Жаккетта. – Ты ври, да не путайся! Сам же говорил, что даже корона у тамплиеров в залоге была, и образцовый ливр они хранили. Ничего себе нищие!

– И тем не менее, маленькая, это так. Бедность была объявлена в их уставе одним из столпов ордена. Поэтому, как символ бедности тамплиеров, на их печатях было изображение двух всадников на одной лошади. Но мы чуть побогаче рыцарей храма, поэтому можем позволить себе по коню на всадника. Вот и все, что я хотел сказать.

– Я рада за нас! – оставила последнее слово за собой Жаккетта.

Сразу же после трапезы они без задержек выехали.

Остался позади безымянный городок, а в то, что где-то там, в лесах, затаился Шатолу, и вообще не верилось.

После ветров и дождей погода установилась, давая короткую передышку перед зимним ненастьем. Было тихо, сухо и тепло.

Леса по бокам дороги устилал толстый золотой ковер, да и дорога подернулась золотолиственным налетом.

«Скоро зима, – думала Жаккетта. – Какой она будет?»

– Даже не верится, что у нас все возвращается на круги своя… – тихо сказала она.

– … Кружит, кружит на бегу своем ветер; и на круги свои возвращается ветер, – вдруг подхватил ее слова Рыжий:

Все потоки бегут в море —

Но не переполняется море.

К месту, куда бегут потоки, —

Туда они продолжают бежать;

Изношены слова – ничего не расскажешь,

Глядят, не пресытятся очи, внимают, не переполнятся уши

Что было, то и будет, и что творилось, то и будет твориться.

И нет ничего нового под солнцем!

– радостно звучали его слова.

Жаккетта весело засмеялась. Строки были печальными, но у Рыжего они получились даже обнадеживающими.

Рыжий лукаво продолжил:

Как прекрасна ты, милая, как ты прекрасна!

Твои очи под фатою – голубицы,

Твои волосы – как стадо коз, что сбегает с гор гилеадских,

Твои зубы – как постриженные овцы, возвращающиеся с купания,

Родила из них каждая двойню, и нет среди них бесплодной.

Как багряная нить твои губы, и прекрасна твоя речь.

Как разлом граната твои щеки из-под фаты.

Как Давидова башня твоя шея, вознесенная ввысь.

Тысяча щитов навешана вокруг – все оружие бойцов!

Две груди твои – как два олененка,

Как двойня газели, что бродят среди лилий.

Пока не повеял день, не двинулись тени,

Я взойду на мирровый холм, на ладановую гору —

Вся ты, милая, прекрасна, и нет в тебе изъяна.

Подъехала с сияющими глазами Жанна и подхватила:

Пусть уста его меня поцелуют!

Лучше вина твои ласки,

Дух твоих умащений прекрасен,

Разлитой елей – твое имя,

Потому тебя девушки любят.

Неожиданно продолжил Жильбер:

Заклинаю вас, дочери Иерусалима,

Газелями и оленями степными

– Не будите, не пробуждайте любовь,

Пока сама не пожелает!

– А я знаю! – сказала Жаккетта. – Это Песнь Песней Соломонова.

Дорога в этот час была пустынна. Навстречу им скакали во весь опор два всадника.

«К нам…» – сердцем поняла Жаккетта. Так оно и вышло.

Рыжий оторвался от своего маленького отряда и устремился им навстречу.

Всадники, увидев его, остановились. Рыжий подъехал, и завязался оживленный разговор. На греческом.

– Все в порядке! – крикнул Рыжий своим встревоженным спутникам. – Это друзья.

Жаккетта с тревогой прислушивалась к их разговору, но тон беседы был, похоже, спокойным и деловитым.

– Пора устроить привал, – объявил Рыжий. – Вон там, у развилки. Наши гости не ели, да и нам не помешает пообедать.

Впереди дорога разделялась на две. Небольшое перепутье. Один путь вел в Ренн, другой позволял достичь Нанта.