Читать книгу "Последний шанс палача - Сергей Возный"

— И начну! Поговори мне тут!

Ласковая игра двух неравнодушных, ощущающих друг друга на уровне нервных окончаний людей. Именно этого не хватает, наверное, Воропаеву после приключений с рыжей femme fatale — тепла и стабильности хочется.

— Выйдем, поговорим?

— А куда ж я денусь! — вздохнул Глеб и даже руки за спину заложил. — Мне с вещами или как?

Вышли на улицу, моросящую дождем, козырек прикрыл от небесных слез, а зажигалка Глеба сработала исправно. Гайтанов бросил в рот привычную мятную подушечку — плевать на «кислотно-щелочной баланс», просто привычка.

— Ну что… полковник, дырку для ордена сделал?

— С закруткой на спине. Для орденов, Глеб, есть специальные люди, которые тянут самый сложный участок работы — руководят. Мы, охотничьи собаки, работаем за миску похлебки.

На «ты» перешли с первых дней, незаметно как-то. Два мужика, успевшие повидать кой-чего в жизни и успешно разошедшиеся на узкой тропе. Не враги и не друзья.

— И что, так вот за мной и шел? От самого Златогорья?

— Так и шел. В Новосибе, правда, потерял, оттуда вы грамотно сорвались. Благодари мое верховое чутье, а то загнулся бы в подвале, такой шустрый.

— А в столице как нашел? Маяк прицепил на спину?

— С врагом тебе повезло, — отозвался майор загадочно. — Слишком засвеченный тип, еще с молодости. Таких без пригляду не оставляют.

— Большой Брат следит за вами! — оскалился Глеб, выбивая из пачки вторую сигарету. — Дай угадаю… со шпиенами терся Максимка, да? Был бы жулик обычный — жил бы ровно и счастливо, а тут гнилые связи сгубили. Поделом козлу — не сдавай родину проклятым буржуинам! Только ведь без толку все.

— Это почему?

— Отпустите вы его. Рано или поздно будет звонок от большущих людей, и придется вам откозырять.

— Да были уже звонки, — поморщился Гайтанов, будто луковицу разжевал. — И звонки, и визиты, и истерики. Только ведь все в этой жизни относительно. Сегодня люди большущие, а завтра ниже плинтуса. Понимаешь, о чем я?

— Слегка.

— Скоро поймешь, — успокоил майор, глянув на часы. — Скоро, Глеб, начнутся у вас в столице глобальные перемены, и кое-кто будет больно падать. А Максимка твой на этом жизнеутверждающем фоне получит за себя и за того парня. Можешь о нем забыть.

— Буду пытаться. — Улыбка Глеба вышла похожей на гримасу. Почти как у Гайтанова. Стоят вот так двое мужчин-победителей, а вместо радости на лицах — не понять что.

— Когда назад планируешь?

— В Златогорье? Это, Глеб, знают только высшие силы с красивыми погонами, а нам все равно, где пахать. Решил отчалить со мной?

— Не-а. Я, может, дурной, но попробую еще разок на ноги подняться, здесь. Такой, знаешь, занятный ванька-встанька. Они меня всю жизнь бьют, а я поднимаюсь. Предают, суки, кидают, а я все верю людям! Даже Макса придушить не смог, духу не хватило. Слабею, что ли?

— Человеком становишься, — ответил майор спокойно, но с непостижимой уверенностью. — Чем старше, тем трудней забирать жизнь, а к старости вообще все гуманисты.

— Не скажи. Макс вон раньше был гнилой, но без садизма. Бабло его изменило.

— Ты опять про свои мутации?

— А что, реальная тема! Я вот всю дорогу хотел Мастера достать, а оказалось — не он главный гад! У него хоть мысли в башке были, вера какая-то, а у этих что?! Не с тем, блин, боролся! И спасал не ту…

— А ты не ее спасал. Считай, что сработал на страну и на наше светлое будущее.

— Мне эта страна дала хрен да маленько.

— А ты для нее много сделал? Молчал бы уже… шпионский пособник!

Так вот и поговорили. Два мужика-победителя, повидавшие кой-чего в жизни. Успевшие понять, что победа по очкам — это еще не главное, потому как у всякой медали есть обратная сторона, а за взятой вершиной может торчать другая, повыше.

— Ладно, извини… погорячился.

— Проехали. Водку пьешь?

— А что еще с ней делать? — удивился Глеб, вспомнив, правда, иные напитки из иных времен. Двадцатилетние вискари с привкусом дымка, коньяки из провинции Коньяк, еще всякое… Суета и тлен, если разобраться. — Угощаешь?

— Пока просто спрашиваю. — В глазах Гайтанова заиграла чертовщинка, но лицо осталось каменно-серьезным. — Красивые девушки в этом городе есть?

— А то! Лучшие кадры со всей страны и ближнего зарубежья! Тебе чтоб влюбиться или по-быстрому?

— Там видно будет. Последние лет пять стараюсь не влюбляться, а то ведь залезут в душу, и как потом? — На этой фразе майор осекся, глянул на Глеба быстро, а тот взгляда не отвел. — Ну, что еще?

— Сам знаешь. Видел ее?

— Один раз. Она на подписке, идет свидетелем, как и ты. Приветов не передавала. Да, кстати… не хотел говорить, но тебе будет полезно, чтоб не маялся дурью… короче, не беременная она. Специально тебя жалобила.

— Да я уж догадался. — Губы Глеба сжались в линию, побелели даже. — Какая нормальная баба полезет дитем рисковать?! Это Макс, сука, знал же про Наташку, и про все дела! Прочуял, где меня наверняка цапнуть, чтоб все выложил… пойду я, короче. Больная ждет.

— Иди. Думай про водку, вечера тут длинные. И не жалей ни о чем.

— Ты про Дину?

— Я про Мастера. Можешь спорить, но религиозные войны — самые страшные. По мне, лучше пять жуликов-братков, чем один сектант с автоматом.

Глеб дискутировать не стал — дверь за ним хлопнула, оставив майора под серым козырьком, серой пеленой воды и серым небом. Жвачка во рту начала вдруг горчить, а iPod в наплечной сумке все никак не находился. Любимая игрушка молодежи и вечных странников — а еще дауншифтеров, действующих и бывших.

О Аллах, мир окутан страшной мглой!

И война вновь сменяется войной.

Страшный век, век неверия и зла.

О Аллах, лишь в джихаде жизнь ясна…

Тимур Муцураев, враг и антипод майора Гайтанова, рвал струны из глубин изящного электронного гаджета, порождения западной цивилизации. Тосковал хрипло по чистоте и святости, рвался в Иерусалим, освобождать мечеть аль-Акса от «сил зла». Верил еще во что-то, кроме денег. Кровавый идеализм, толкающий взад-вперед маятник войны, которой тысяча лет уже: Восток — Запад, мавры — крестоносцы, монголы — Русь, колонизаторы — восставшие… Конца не будет, потому что Вера — это святое, а без бабла и цивилизации жить скучновато, по нынешним временам. Даже если мутировала цивилизация, сделав своим символом толерантно-гомосечный Амстердам, а вера полюбила взрывать и ширять людей кинжалом.

— Во, опять умничаем! — констатировал майор вслух. — Никакой больше на фиг религии в такую погоду! Только водка и красивые девушки, чтоб влюбиться… или по-быстрому!