Читать книгу "Иерусалим - Денис Соболев"

Пока я думал, я как-то автоматически запустил на компьютере программу-калькулятор. Но поначалу калькулятор не потребовался: 11 х 9 = 99; я сразу же вздохнул с облегчением, проклятая девятка кончилась; и все таки это выглядело как-то неубедительно — не одна, так две. 12 х 9 = 108; я выругался и стал нажимать кнопки все более лихорадочно. 13 x 9 = 117; 14 х 9 = 126; 15 x 9 = 135; 16 х 9 = 144; 17 х 9 = 153; 18 х 9 = 162; 19 х 9 = 171; 20 х 9 = 180. Это уже переходило все границы приличия. И вдруг я вспомнил, что автор статьи про каббалу писал только о «цифрах», явно имея в виду числа от единицы до девяти. Неужели я настолько поверил в его бредовую идею, что мне стало мерещиться именно то, во что я поверил. А как же тогда компьютер; неужели и он мне мерещится. Или это все-таки психическая болезнь; или я просто сплю, подумал я с надеждой, как обычно думали герои читанных мною в детстве и юности романов. 21 х 9 = 189. Это уже лучше; но снова как-то неубедительно; опять эти проклятые две девятки. 22 х 9 = 198; 23 х 9 = 207. Снова девять; все вернулось на круги своя. 24 х 9 = 216; 25 х 9 = 225; 26 х 9 = 234. Из математических соображений было ясно, что дальше считать бесполезно, потому что так оно и будет повторяться. Но я все-таки решил попробовать и взял несколько чисел наугад. 37 х 9 = 333; 34 х 9 = 306; 41 х 9 = 369; 47 х 9 = 423. «Ладно, — сказал я себе, — на все нужно смотреть рационально. Но почему тогда я никогда про это не слышал? Хотя все равно наваждение; попробую дальше. 64 х 9 = 576. Наконец-то! — хотелось мне закричать от радости; наваждение кончилось». И тут я сообразил, что эти числа в сумме дают восемнадцать, т. е. девять в сумме; смысл двух девяток стал неожиданно ясен; здесь не было никакого удвоения, никакой натяжки; они тоже дают в сумме восемнадцать, т. е. девять. Но, может быть, это случайность. 92 х 9 = 828; 76 х 9 = 684; 53 х 9 = 477. Дальше пробовать не имело смысла.

«Неужели я все-таки действительно болен, — говорил я себе, — и все это галлюцинации». Не надо было постольку сидеть на работе; но, с другой стороны, нашему ребенку были нужны деньги. Анюта была права, что он не может и не должен расти в таком сарае. И вдруг я остановился. «Ну да, — сказал я себе так, как будто неожиданно переключили внутренний рубильник, — признак делимости на девять». У всего этого было простое, чудовищно тривиальное математическое объяснение, не имеющее никакого отношения ни к каким «сфирот», но все это время — и в этом-то и было все дело — оно как-то ускользало от меня. Это была бы хорошая задачка для школьной олимпиады класса шестого; сознание наполнилось ясностью и чувством унижения. Должно было быть, уточнил я, если, разумеется, мне все это не казалось. Меня начало мутить. Чтобы отвлечься, я снова вернулся в интернет, и вместо того, чтобы менять параметры поиска, выбрал случайную группу ссылок, из тех что были выданы предыдущим неудачным поиском, и вошел по случайной ссылке. Здесь оказались рисунки шизофреников, подобные которым я, впрочем, видел и раньше: странные, часто очень талантливые. Но на этот раз к ним прилагались портреты авторов; чудовищные, искаженные безумием и страданием лица. Судя по датам жизни, многие из них были уже мертвы. Я вышел из Интернета и выключил компьютер; неожиданно обнаружил, что начало темнеть. И тут я вспомнил, что забыл позвонить Ане и спросить, что купить по дороге; стал оглядываться в поисках мобильника, который оказался на столе в соседней комнате. На нем было четыре звонка без ответа и ни одного сообщения. Я набрал наш номер.

— Привет, котенкин, — сказал я, стараясь оправдаться еще до того, как она успеет начать скандал, который остановить уже будет невозможно, как бы ей не хотелось, — я тут задержался на работе, а ты, наверно ужасно волнуешься.

— С чего это ты взял, — сказала Аня, — у тебя мания величия. Да сиди за своим компом сколько хочешь, мне плевать, когда ты приедешь.

— Я уже выезжаю, — сказал я, и мы попрощались. Все могло обернуться гораздо хуже.

«Возможно, — сказал я себе выходя из здания, — то, что меня так поразили эти бессмысленные цифры, — это расплата; расплата за пристрастие к абстракциям, за эгоцентризм, за недостаток внимания к Ане и ребенку, за пренебрежение к ее друзьям и, между прочим, еще и за то, что мне было скучно читать все то, что я прочитал до этих идиотских бессмысленных девяток, а ведь это то, что любят и во что верят миллиарды людей. А с другой стороны, может быть, мне все это и правда не нужно». В любом случае, мне следовало торопиться домой; я, хотя и выбрал несколько кружной путь, сделал это вполне сознательно — на этой дороге никогда не было пробок, и, по моим расчетам, я должен был добраться до дома быстрее обычного. И только на полпути к дому я сообразил, что уже достаточно поздно и пробок в это время уже нет нигде. И все же на этот раз пробка была; в самом неожиданном месте: на подъезде к Французскому холму в полной неподвижности стояла длинная цепочка автомобилей, противоположная же полоса была полностью пуста. Позвонив в Центр движения, я узнал, что на перекрестке у холма найден «подозрительный предмет» и движение перекрыто в обоих направлениях. Чтобы сэкономить время, я развернулся и поехал назад в сторону Рамота, надеясь проехать через промышленную зону и религиозные районы и выехать на шоссе, разделяющее западный и восточный Иерусалим и ведущее к Старому городу; если бы мне это удалось, я бы смог выехать на мост, ведущий от Французского холма на север, и таким образом обогнуть пробку. Но еще до того, как я доехал до моста, позвонила Аня.

— Ну и где ты? — сказала она. — Я, между прочим, не кухарка, чтобы ждать тебя с ужином до полуночи.

— Уже подъезжаю к мосту, — сказал я.

— С какой стороны? — спросила Аня.

— Со стороны Бар-Илана.

— Ты едешь с работы, — сказала Аня, но не вопросительным, а скорее, как мне показалось, раздраженным голосом.

— Да, — ответил я. — Я тут решил сократить путь, чтобы приехать побыстрее, поехал по нижней дороге, но там что-то нашли, и все было перекрыто, и я поехал на…

— Что меня удивляет, дорогой, — сказала Аня медленно и задумчиво, — это то, что ты меня держишь совсем за полную идиотку.

Я попытался ответить, но в трубке наступила тишина, и я услышал эхо собственного голоса; было похоже, что она, как обычно, бросила трубку. Я подумал, что надо изменить устройство мобильников и сделать так, чтобы при окончании разговора раздавался длинный гудок — в точности так же, как это бывает по стационарному телефону.

Надо было дать ей время остыть, и, не доезжая до Гиват Атахмошет[149], я свернул в сторону старых религиозных кварталов; оттуда, сказал я себе, всегда можно будет выехать по одной из параллельных улиц. Мне неожиданно стало приятно, что я так хорошо знаю город. «При наших пробках это экономит массу времени», — подумал я. Я припарковался в одном из переулков и уже, начав вылезать из машины, неожиданно передумал и остался сидеть, разглядывая сквозь лобовое стекло текущую мимо меня толпу в черных лапсердаках; я попытался всматриваться в их лица, но довольно быстро понял, что на этот раз они не вызвали у меня никаких чувств, кроме равнодушия — ни раздражения, ни радости, ни умиления, ни горечи, ничего. Я все еще был способен чувствовать нечто похожее на умиление при взгляде на девочек в длинных платьях с рукавами до самых ладоней и светящимися глазами; но в это время их уже не было на улицах. Мимо меня проносило чужую и равнодушную черную толпу — волна за волной. Но неожиданно среди ее лиц я увидел странного человека — того самого, которого я не стал догонять в то утро; он шел неторопливо, как бы намеренно не сливаясь с толпой, постоял у моей машины, внимательно посмотрел на меня и пошел дальше. В первую секунду его взгляд меня испугал; даже если предположить, что в то утро старик меня запомнил, я был абсолютно уверен, что в полутьме машины меня практически не было видно. Чуть позже я сообразил, что это был всего лишь праздный взгляд любопытного прохожего, пытающегося рассмотреть странного водителя, который перегородил тротуар и при этом явно не торопится никуда идти. И все же чувство узнавания, скорее всего иллюзорное, было столь сильным, что я вышел из машины и отправился вслед за ним.