Читать книгу "Отчаяние - Грег Иган"

– Конрой и ее друзья – не ученые, – подхватила У, – всего лишь любители-дилетанты. Уцепились за первое попавшееся умозаключение и решили, что им все исчерпывается.

Не знаю, как насчет остальных, но У преуспела в карьере, достигла высот – и вот на моих глазах не оставляет от своей жизни камня на камне. Быть может, интеллектуальная энергия, затраченная на антропокосмологию, уже стоила ей успехов в ВТМ, но теперь она приносила в жертву все.

– Существование таких идеальных, стабильных космических объектов не исключено, но тут все целиком и полностью определяется структурой теории. Разграничить лежащие в ее основе традиционную физику и информационную метафизику возможно, лишь приняв некие жесткие ограничения. Работы Мосалы содержат все признаки нарушения этих ограничений, причем в опаснейшем из всех возможных направлений.

У на мгновение задержала взгляд на моем лице, будто пытаясь определить, удалось ли втолковать мне суть. Во всем ее поведении не было ни малейшего намека на паранойю или фанатизм. Как бы ни были ошибочны ее взгляды, мыслит она ничуть не менее здраво, чем разработчик «Проекта Манхэттен», ужаснувшийся догадке, что первое испытание атомной бомбы в атмосфере может вызвать цепную реакцию и вовлечь весь мир в катастрофу.

Деваться некуда – пришлось мне всем своим видом продемонстрировать приличествующую случаю тревогу. У повернулась к Пятому.

– Покажи ему.

И вышла из каюты.

Сердце у меня упало.

– Куда она? – спросил я. Обратно в Безгосударство, на другой корабль? Никто из присутствующих не смог бы подобраться к Мосале ближе, чем У. Вспомнилось, как они вдвоем, смеясь, чуть ли не держась за руки, прогуливались в вестибюле отеля.

– Элен и так уже слишком много знает о ТВ Мосалы… и слишком много – об информационной космологии, – принялась объяснять Девятнадцатая, – Расширять ее познания дальше слишком опасно, поэтому в переговорах, где обсуждаются последние результаты, она участвовать не будет. Не стоит рисковать.

Я принял объяснение молча. Навязчивая страсть антропокосмологов к секретности ни в какое сравнение не шла со страхом Конрой перед насмешками прессы и выходила далеко за пределы, диктуемые необходимостью скрывать подготовку политического убийства. Воистину, они свято верят, что их идеи сами по себе опасны не менее любого физического оружия.

До моего слуха доносился мягкий плеск волн невидимого океана – зеркальные стекла иллюминаторов лишь отражали внутренность каюты. Мое отражение не сильно отличалось от прочих: всклокоченные волосы, мешки под глазами не вязались с обстановкой. Я представил себе погруженный в мирную дрему корабль, во тьме наша каюта – единственный крошечный островок света. Экспериментируя, я попытался с силой развести запястья – проверял полимер на крепость, искал, где узел. Куда там! Не пружинит, не деформируется. С того самого момента, как меня разбудили и притащили на палубу, я не мог отделаться от страха; от стягивающих тело веревок и бесконечных споров уже тошнило – но на мгновение вдруг возникло ощущение какой-то больничной стерильности и ясности. Мир больше не притворялся осмысленным: ни утешений, ни загадок, ни угроз.

Пятый, средних лет итальянец, закончил возиться с приборами и смущенно, будто я навел ему прямо в лицо тысячеваттный софит и допотопную – годов этак пятидесятых – кинокамеру, обратился ко мне:

– Это наш новейший суперкомпьютер. В него введено все, что успела опубликовать Мосала. Мы, по вполне очевидным причинам, сознательно избегаем попыток экстраполяций в области ТВ, но аппроксимировать вероятные результирующие эффекты этой работы, если она будет когда-нибудь закончена, тем не менее, можем.

Самый большой в каюте экран – метров пять в ширину и три в высоту – внезапно вспыхнул. Появившаяся картинка напоминала затейливое переплетение множества тончайших многоцветных нитей. На конференции ничего подобного я не видел; это была не система письменности, не бесформенная пена квантового вакуума. Скорее смахивало на клубок светящегося неоном жгута, который веками, не покладая рук, скручивали по очереди Эшер и Мандельброт. Соразмерность и гармония, виток за витком; глаз схватывал мельчайшие подробности узора, слишком изощренного, слишком замысловатого, чтобы проследить его до конца.

– Это не допространство? – спросил я.

– Нет, – Пятый бросил на меня подозрительный взгляд, словно опасаясь, что мое невежество непреодолимо, – Это весьма грубая схема информационного пространства, каким оно будет, как только Ключевая Фигура «станет» Ключевой Фигурой. Для краткости эту начальную конфигурацию мы называем «Алеф», – Я не отвечал, и он с отвращением, словно растолковывая очевидное младенцу, продолжал: – Представьте себе это как моментальный снимок Большого взрыва.

– То есть это – начальный момент… творения? Исходная точка всей Вселенной?

– Да. Почему вы удивлены? С физической точки зрения, первичный Большой взрыв есть явление не самого высокого порядка. Его можно описать всего десятью параметрами. «Алеф» содержит в сотни миллионов раз больше информации. Идея о создании галактики и ДНК, исходя из этого, вовсе не так уж диковинна.

Дело вкуса, конечно.

– Так все это, no-вашему содержится в черепе Вайолет Мосалы? В жизни такой мозговой карты не видел.

– Надеюсь, что нет, – сухо бросил Пятый, – Это не анатомическое сканирование – не функциональная нейрокарта и даже не условная схема сознания. Нейронов, не говоря уж о черепе, у Ключевой Фигуры нет. Пока. Это – голая информация, логическая предпосылка возникновения всех физических объектов. Сначала в мир явятся «знание» и «память» Ключевой Фигуры. Мозг, в котором они зашифрованы, – потом.

Он указал на экран, и клубок начал разрастаться, выбрасывая во тьму по всем направлениям сверкающие петли.

– Ключевая Фигура, по самым скромным меркам, вооружена ТВ и осознает как свое собственное существование, так и существование канонической совокупности наблюдений и полученных в ходе экспериментов результатов – собственных ли или из вторых рук, – которые должны быть приняты во внимание. Если информационная плотность окажется недостаточной или организационная схема не позволит дать логическое объяснение его собственного существования, все событие примет субкритический характер: значит, предполагаемой вселенной не существует. Но при условии достаточно мощного «Алефа» процесс не остановится до тех пор, пока не будет создан весь физический космос в целом. Разумеется, в общепринятом смысле процесс никогда не «начнется» и не «остановится» – он вообще не имеет временной протяженности. Последовательность событий в этой модели заключается просто в расширении объема логических понятий – подобно пошаговому математическому доказательству, в котором на совокупности исходных предпосылок строится система последовательных выводов. История Вселенной заключается в этих последовательностях, как, например, картина убийства, восстановленная чисто дедуктивными методами на основании осмотра места преступления.

Он говорил – а поверхность «Алефа» колебалась, заполоняя окружающий «информационный вакуум». Будто сверкающий гобелен ткут прямо на твоих глазах: миллионы незримых рук разматывают, вытягивают из недр клубка с каждой секундой все новые «нити» и вновь сплетают затейливым узором. Тысячекратно воспроизведенный исходный орнамент повторяется с едва заметными глазу вариациями, но тут же – словно ниоткуда – возникают новые удивительные мотивы. Сплетаются, словно стремясь поглотить друг друга, распадаются на части и вновь соединяются причудливыми островками красное и белое, а потом тают, сливаясь в разноцветные архипелаги. Взвиваются смерчи – лиловые, золотистые, – крепче скручивают нити, и тут же налетают противоположно направленные микроскопические водовороты, и вся конструкция распадается. И весь этот беспредельно упорядоченный хаос пронизан проникающими везде и всюду крошечными, медленно движущимися зазубренными кристалликами.