Читать книгу "Избранник - Хаим Поток"

— Да уж.

— Скажи мне, Рувим, Дэнни и рабби Сендерс так и не разговаривают?

Я покачал головой и пересказал отцу слова Дэнни о молчании.

— Что это может значить, аба, — слушать тишину?

Казалось, этот вопрос смутил его еще больше, чем известие о нежелании Дэнни становиться цадиком. Он выпрямился на кровати, его тело напряглось.

— Ох уж мне эти хасиды, — пробормотал он, почти что себе под нос. — С чего они взяли, что вся тяжесть мира лежит только на их плечах?

Я поглядел на него в недоумении. Никогда раньше не слышал, чтобы он говорил о ком-то с таким презрением.

— Это один из способов воспитания — сказал он наконец.

— Что?

— Молчание.

— Я не понимаю.

— Я не могу тебе объяснить. Я сам не очень хорошо это понимаю. Но то, что мне об этом известно, мне не нравится. Это практиковалось в Европе в некоторых хасидских семьях. — Голос его стал тверже. — Есть способы получше научить ребенка состраданию.

— Я не…

— Рувим, я не могу тебе объяснить то, чего я сам не понимаю. Рабби Сендерс воспитывает Дэнни определенным образом. Я не хочу больше об этом говорить, это меня раздражает. Поговори с Дэнни, хорошо?

Я кивнул.

— А теперь мне надо еще кое-что доделать.

И он вышел из комнаты, оставив меня в недоумении.

Я хотел поговорить с Дэнни на следующий же день, но когда мы встретились, он был в такой панике по поводу брата, что я не рискнул передать ему слова моего отца. Доктора диагностировали болезнь его брата как дисбаланс состава крови, вызванный тем, что он съел что-то не то, сказал он мне за обедом. Он был бледен, мрачен и беспрестанно моргал. Ему подбирают новые таблетки, и ему придется оставаться в больнице, пока врачи не убедятся, что таблетки подходят. И ему теперь надо будет очень следить за тем, что он ест. Дэнни был хмур и несчастен весь день и потом всю неделю.

Леви Сендерса выписали из бруклинской Мемориальной больницы в следующую среду после обеда. Мы встретились с Дэнни на следующий день за обеденным столом и ели молча. С братом все в порядке, сказал он наконец, и все успокоились. Но мать слегла с высоким давлением. Доктора говорят, — она просто переволновалась из-за Леви и все, что ей нужно, — это покой, скоро ей станет лучше.

Еще он мне тихо сказал, что собирается послать заявки на получение стипендии на обучение в докторантуре по психологии в три университета — в Гарвард, в Беркли и в Колумбию. Я поинтересовался, как долго он сможет держать это в тайне.

— Не знаю, — ответил он не без напряжения в голосе.

— Скажи своему отцу все прямо сейчас. И покончи с этим.

Он мрачно уставился на меня.

— Мне не нужны его вспышки ярости за каждым ужином, — сказал он раздраженно. — Все, что я от него получаю, — это молчание или вспышки. Хватит с меня этих вспышек.

Тогда я передал ему свой разговор с отцом. По мере того как я говорил, его лицо делалось все беспокойнее.

— Я тебя не просил отцу рассказывать, — прошипел он наконец.

— Мой отец держал от меня в тайне ваши встречи в библиотеке, — напомнил я. — Не бойся, он не скажет.

— Никому больше не рассказывай.

— И не собираюсь. Так что мне ответить отцу? Собираешься ли ты соблюдать ортодоксальный иудаизм?

— Я тебе давал хоть какой-то повод подумать, что я намереваюсь бросить ортодоксальный иудаизм?

— А что ты ответишь отцу, если он спросит тебя про бороду, про лапсердак, про…

— Он не спросит.

— А если спросит???

Он нервно потянул за пейс:

— Как ты себе это представляешь — что я буду практикующим психологом и выглядеть при этом как хасид?

Честно говоря, я и не ожидал другого ответа. Потом мне пришла в голову другая мысль.

— А что, если твой отец увидит письмо, которое придет в ответ на твое заявление о поступлении в докторантуру?

Он уставился на меня.

— Я как-то об этом не подумал, — сказал он медленно. — Мне надо будет его перехватить.

Он поколебался, потом лицо его снова затвердело.

— Нет. У меня не выйдет. Почта приходит позже, чем я ухожу в колледж.

Глаза его наполнились настоящим страхом.

— Поговори-ка ты с моим отцом, — сказал я.

Дэнни пришел к нам домой тем же вечером, и я провел его в кабинет к отцу. Тот быстро повернулся от стола и пожал Дэнни руку.

— Давненько не встречались, — сказал он, широко улыбаясь. — Очень рад тебя снова видеть, Дэнни. Садись.

Сам он пересел от стола в кресло рядом с нами, которое попросил меня принести из кухни.

— Не сердись на Рувима за то, что он мне рассказал. Я привык хранить тайны.

Дэнни нервно улыбнулся.

— Ты расскажешь отцу в день своего раввинского посвящения?

Дэнни кивнул.

— Девушка тут тоже замешана?

Дэнни снова кивнул, искоса бросив на меня взгляд.

— Ты откажешься на ней жениться?

— Да.

— И твоему отцу придется все объяснять ее родителям и всей общине.

Дэнни промолчал, его лицо напряглось.

Отец негромко вздохнул:

— Это будет очень неловкая ситуация. Для тебя и для твоего отца. Ты точно решил не занимать места отца?

— Да.

— Тогда ты должен в точности знать, что говорить ему. Продумай, что ты скажешь. Продумай, о чем он спросит. Что будет его больше всего волновать после того, как услышит о твоем решении. Ты понимаешь меня, Дэнни?

Он медленно кивнул.

Наступило долгое молчание.

Затем отец подался к его креслу и тихо спросил:

— Дэнни… Ты умеешь слушать тишину?

Дэнни уставился на моего отца. Его синие глаза в испуге распахнулись. Он бросил на меня взгляд, потом снова перевел его на отца. И медленно кивнул.

— Ты сердишься на отца?

Дэнни покачал головой.

— Ты понимаешь, что он делает?

Дэнни замешкался. Потом снова покачал головой. Его глаза были широко раскрыты и отрешенны.

Отец снова вздохнул.

— Однажды он с тобой объяснится, — сказал он тихо. — Он объяснит тебе это. Потому что захочет, чтобы ты нес это и дальше, со своими детьми.

Дэнни нервно заморгал.

— Никто не в состоянии тебе помочь, Дэнни. Это касается только тебя и твоего отца. Но продумай как следует, что ты ему скажешь и о чем он тебя спросит.