Читать книгу "Удар змеи - Александр Прозоров"

— Как это: по наследству запрещено передавать? — У Андрея у самого екнуло в груди. Получалось, что после его смерти Полина, обе дочери и сын окажутся нищими и бездомными?

— По уложению царскому, у вдов и дочерей княжеских поместья в казну изымаются обязательно, и по царскому изволению за то им откуп дается или нет. Племянникам же и братьям наследовать лишь по прямому царскому изволению разрешается…

— Ага… — Зверев сразу вспомнил, что у него, в отличие от князя Воротынского, есть сын. Наследник. Правда, Полине княжество досталось по женской линии, а значит — новое Уложение может объявить такое наследование незаконным и оставить его без поместья, без разряда в боярской книге, без крепостных и без титула.

Ничего себе, закончики!

В исторических справочниках наверняка будет написано что-то о формировании самодержавия и установлении вертикали власти, и о благе единоначалия для страны. Вот только каково самим оказаться под катком такого «блага» и «формирования»!

— Отчего же ты сам, Михаил Иванович, за Иоанна вступился, когда тот на смертном одре лежал? Кроме нас с тобой, почитай, защитников у него и не было! А теперь — сам же извести пытаешься?

— Ничего ты не понимаешь, Андрей Васильевич, — похлопал его по плечу Воротынский. — Молодо-зелено. Государь ведь дитяте своему присягнуть требовал! А младенец на троне — для страны благо громадное. Воли и слова у него своего нет, капризы его народ не беспокоят. Дума боярская да опекуны, опытом умудренные, все вопросы советом своим решают. А не будь младенца, князь Старицкий на трон бы сел. Существо жалкое, и у ляхов извечно в услужении сидящее. Старицкий Русь бы точно загубил. Новгородские земли Польше бы ушли, про то и уговор уж имелся. Москва с волостями своими — татарам бы казанским досталась. Сгинул бы народ русский, православный, и следа бы не осталось. Я же вере Христовой изменять не намерен. Иоанна на троне на князя достойного сменить — сие есть благо. Русь же сгубить — не позволю, живот за нее положу без колебания!

— Кого же тогда? — поинтересовался Зверев.

— На Руси живем, княже. Родов достойных много. Иные и знатнее царя нашего будут… — Воротынский подумал и добавил: — Род Шуйских, в пример, от старшего сына Александра Невского происходит. Иоанн же наш — из рода младшего.

Князь явно решил подстраховаться и отвести от себя подозрение. Дружба дружбой, да мало ли чего? Ведь князья Воротынские тоже вели счет своим предкам от самого Рюрика и имели право на престол. Как, впрочем, еще и Трубецкие, Пожарские, Курбские.

— Князья Сакульские род и вовсе от Гостомысла ведут, не Шуйским чета, — с легким презрением в голосе бросил Андрей. — Так что еще помыслить надобно, кого выбирать.

Михаил Иванович с облегчением рассмеялся, обнял гостя:

— Как же рад я, Андрей Васильевич, что навестил ты меня в моем тяжком заточении. Ну идем, идем к столу! В горле пересохло. Вино же мне доставили ныне сказочное, с самого юга земли фряжской. Сладкое, ровно мед…

Разумеется, пирушка затянулась на четверо суток. Пока князья отпробовали все вина из погреба ссыльного, пока отоспались после дегустаций, пока угостились снова, пока проветрились вокруг монастыря, осмотрели его, отстояли службу, а потом ее хорошенько отпраздновали. Но в итоге это пошло только на пользу. Риус, поняв, что спешить некуда, смог потянуть время и сбить цены на все товары раза в полтора.

В праздник святых Бориса и Глеба под радостный колокольный перезвон изрядно просевший в воду ушкуй отвалил от монастырских причалов и с удивительной легкостью заскользил на юг, вниз по течению. По Шексне к Волге, и дальше вниз, мимо Ярославля, Костромы, Нижнего Новгорода, Свияжска… Через две недели они попали на уже знакомый Андрею Калачинский волок от Царицына к казацким острогам.

Риус завел ушкуй между торчащими из воды деревянными пеньками, корабельные холопы кинули на них причальные петли. На берегу заработал ворот, пеньки поползли вверх и превратились в v-образную тележку, прочно держащую корабль на своих рогатках. Ее перецепили двумя канатами, перекинули их через блоки на обе стороны дубовых рельс. Волочильщики закрепили петли на крестовинах, запряженных четверками лошадей, щелкнули кнутами — и кони, роя копытами землю, потянули груз по степи.

К ночи рельсы пошли под уклон, и тележка легко скатилась в рукотворный затон на реке Червленой — это был уже левый приток Дона. Сорок верст по ней пришлось идти больше на веслах, нежели полагаясь на течение: в слишком узкой речушке стоит расслабиться всего на минуту, как тут же окажешься на мели. А уж разминуться со встречными судами — вовсе целое искусство. Но, выкатившись на простор Дона, Риус поднял паруса — и кораблик снова рванулся вперед.

Еще два дня — они миновали Азовскую твердыню османов. На этот раз открыто, заплатив торговую пошлину. И сторожащие устье от казаков турецкие галеры тоже миновали без опаски. Чего бояться, коли сборы уплачены, а царская подорожная все еще у князя за пазухой?

Воды Азовского моря были для Рыжего незнакомы, а потому он двигался без спешки, стараясь держаться вблизи берега. Но даже если бы ушкуй полз как улитка, по сравнению с лошадьми он все равно мчался пулей. Ведь его не нужно было кормить, поить, думать о его отдыхе, а ветер в парусах при всей его капризности все-таки почти никогда не уставал. Через пять дней они прошли Керченский пролив, повернули к западу.

С этого момента Андрей начал тщательно прислушиваться к ощущениям своего побратима. Тот, кажется, изволил кушать. Перед глазами ничего не менялось, между тем Зверев испытал легкое удовлетворение, потекли слюнки, в животе возникла приятная тяжесть.

Увы, это могло означать все что угодно. Барас-Ахмет-паша мог быть в Бахчисарае у хана, мог обедать дома, а мог гулять на пиру за тридевять земель у османского султана. Однако добираться против ветра до бухты под Кучук-Мускомским исаром ушкую предстояло еще несколько дней, и время для определения удобного момента нападения еще оставалось.

Но на третий день, прикоснувшись к разуму османского наместника, Андрей вдруг почувствовал во рту слабый горьковатый привкус, а перед его внутренним взором открылся светлый простор. Это могло означать только одно: Барас-Ахмет-паша сидит на подушках у низкого столика на краю южной стены крепости и неторопливо попивает кофе, любуясь морем и наслаждаясь свежим воздухом.

— Правь ближе к берегу и торопись, — скомандовал Риусу князь. — Нам пора действовать.

Он вернулся в каюту, достал из сундука свой новенький, с иголочки, парашют, открыл, сунул руку между складками холста. Больше всего он боялся, что ткань отсыреет, закиснет, начнет плесневеть. Доверять жизнь расползающейся от плесени тряпке… Но нет, внутри было сухо и даже тепло. Концы строп надежно крепились на лямках, вытяжной купол находился сверху и был снабжен шнурком с небольшим оловянным колечком.

— Надеюсь, ты меня не подведешь. Я ведь тебя сделал со всей точностью… как по телевизору.

Андрей застегнул сумку на крючки, скинул поддоспешник, оставшись в одной рубашке, выпущенной поверх шаровар, опоясался веревочкой, достал кистень, продел руку в петлю, опустил грузик в рукав, вернулся на палубу.