Читать книгу "По волчьему следу. Хроники чеченских войн - Николай Асташкин"

Основная задача полка — сковать действия бандформирований, засевших в горах. Разведка установила, что в этом районе сепаратисты оборудовали два опорных пункта, которые расположены на господствующих высотах — Солнечная и Ламамаисти. Именно оттуда, спускаясь по тропам, как хищные звери, бандиты устанавливают на дорогах фугасы, устраивают засады, обстреливают расположение мотострелков.

— На днях, — продолжал Левкин, — на фугасе подорвалась одна из наших БМП. Подлетела вверх метров на пятнадцать. В воронку от взрыва можно спрятать целый кунг от машины. Здоровый фугас.

Сложность положения 693-го полка состояла в том, что у него связаны руки. Связаны теми договоренностями, которые были достигнуты в Москве и Назрани и якобы направлены на мирное решение конфликта. А боевикам на них наплевать.

— Такое положение, когда нет ни мира, ни войны, — рассказывал Сергей Левкин, — устраивает прежде всего чеченских сепаратистов. Они получили возможность передохнуть, зализать раны, пополнить запасы оружия и продовольствия.

Согласно трехстороннему Договору Российская армия должна оказывать местному населению всестороннюю помощь. Что она и делала: военные передали местным властям Шатоя электростанцию, шесть большегрузных автомобилей. Естественно, 693-му полку хотелось бы получить в ответ поддержку от районных властей, но увы. По распоряжению полковника Левкина, с местным отделением милиции установлена проводная связь, но милиционеры предпочитают ею не пользоваться: выходят на военных в открытом эфире, и боевики сразу перехватывают сообщения — лучшей помощи им не надо. Примечательно и другое: кителя и брюки у милиционеров российские, а вот головные уборы зеленые, с дудаевской символикой.

Я не мог спокойно слушать командира полка. Опять мы идем на поводу у «непримиримых» чеченцев. Ведь ясно: они снова обманут. Как обманывали не раз на протяжении всей многовековой истории наших взаимоотношений.

Глядя на Шатой, распластавшийся внизу, я почему-то вспомнил прошение жителей этой некогда русской слободы к Наказному атаману Терского казачьего войска. Вспомнил те факты, которые они излагали в своем письме, вспомнил, как почти 100 лет назад чеченцы, чтобы захватить слободу, шли на все — угрозы, избиения русских жителей, покушения на их жизнь. Почему же мы забываем историю? Почему каждое новое поколение ее так плохо знает? До каких же пор мы, русские, будем здесь, в Чечне, терпеть унижения и издевательства?

Мои размышления прервали взрывы, раздавшиеся на переднем крае мотострелков. На КП полка доложили: «С высоты Ла-мамаисти обстрелян из миномета 1-й мотострелковый батальон. Два солдата ранено, в том числе один тяжело».

И опять завязался бой. Полковник Левкин вызвал фронтовую авиацию. Вскоре высоко в небе появились «Грачи» — самолеты Су-25. Штурмовики отбомбили и ушли обратно. Вслед за ними в бой вступили «Грады».

Казалось, огневые точки противника уничтожены. Ан нет! Переждав в укрытиях огневой налет штурмовой авиации и реактивной артиллерии, бандиты опять стали обстреливать позиции мотострелков. И лишь после прицельного огня гаубичной батареи в горах наступило затишье.

Надолго ли?

И упала звезда на погон

Утром следующего дня я пошел на узел связи ФАПСИ, чтобы по телефону передать в Москву репортаж об увиденном в горах под Шатоем. Быстро связался с Валентиной Васильевной — нашей телефонисткой-стенографисткой.

— Николай Сергеевич, — обрадовалась она, — поздравляю вас!

— С чем? — удивился я.

— Вы — полковник!

У меня немного перехватило в горле. Что скрывать, я всегда мечтал дослужиться до столь высокого воинского звания. Однако известие воспринял спокойно. Вообще на войне человек живет в несколько ином измерении по сравнению с мирной жизнью. На мой взгляд, в боевой обстановке новичок, если, конечно, он не трус, испытывает чувство страха, как правило, в первые пять минут. Потом «врастает» в обстановку и начинает выполнять свою обычную работу —управлять танком или БМП, заряжать орудие, идти в атаку...

Как-то одна впечатлительная женщина у меня спросила: «А вы смогли бы на войне застрелить человека?» Я ей ответил, что на поле боя не существует таких понятий, как, скажем, «человек» или «брат», «отец» или «сын»». У войны свои законы, написанные кровью. Здесь, за бруствером окопа или на огневой позиции — наши, а там, на горке или в ущелье — враг, которого нужно уничтожить, или он уничтожит тебя. Третьего не дано...

...Я поблагодарил Валентину Васильевну за доброе известие и услышал в трубке всхлипывания.

— Валентина Васильевна, что такое? — спросил я.

— Берегите себя, Николай Сергеевич, —дрогнувшим голосом ответила она. — Ведь там так страшно.

— Ничего, отобьемся, — отшутился я. — Вы готовы принимать материал?..

Вечером на втором этаже штаба группировки, в пресс-центре, я накрыл стол. По давней традиции офицер, не «обмыв» звездочку, не надевает погоны с присвоенным ему очередным воинским званием. Я заранее пригласил на это торжество генерал-лейтенанта Пуликовского, он дал «добро».

В 20 часов я спустился на первый этаж. Его адъютант, старший прапорщик, попросил меня:

— Товарищ полковник, после гибели сына командующий себя неважно чувствует. Вы уж пощадите его за столом.

Все собрались вовремя. Володя Сидоренко, из управления воспитательной работы, снял со своей полевой куртки полковничьи погоны-«вставки», и передал их Пуликовскому. Сладкое где-то раздобыл две звездочки, которые мне нужно было добавить на погоны, и бросил их в солдатскую кружку, до краев наполнив ее водкой. Посмотрев на кружку, я невольно содрогнулся — в такую жару выпить столько?!!

Все как по команде поднялись со стульев.

— Ну, что, Николай, — сказал Константин Борисович, —звание полковник — высокое и достойное, но вдвойне почетно то, что ты получаешь погоны на фронте. Желаю, чтобы ты был достоин этого воинского звания, с честью продолжал традиции фронтовых корреспондентов «Красной звезды»: Константина Симонова, Александра Кривицкого, Владимира Житаренко...

Все с интересом поглядывали на меня, ждали, когда я выпью. Прочистив горло, я стал медленно, сквозь зубы, пить охлажденный 40-градусный напиток. Процесс длился, казалось, целую вечность. Наконец, опустошив кружку, я прижал звездочки губами к зубам, быстро выложил их в ладонь, едва отдышавшись.

— Слабак полковник, — улыбнулся Пуликовский. — Нужно не так: как только звезды оказались в губах, ты должен был «выложить» одну из них на левый погон, а другую — на правый и доложить собравшимся: «Представляюсь по случаю присвоения очередного воинского звания "полковник"».

Так я и сделал, повторив обряд представления.

Все засмеялись, а я, вытерев рукавом куртки пот со лба, потянулся за минералкой...

Просидели в тот вечер за столом часов до одиннадцати. Кук с Вадимом Андреевым затянули какую-то песню. Краем глаза я наблюдал за Константином Борисовичем. Он был задумчив и немногословен. О чем он размышлял? О погибшем сыне? О том общем «доме», который пытается здесь, в Чечне, построить? И догадывался ли он, что ждет его и вверенные ему войска буквально через считанные дни?..