Читать книгу "Дом и война маркизов Короны - О'Санчес"

Хоггроги в горячей воде лежит, ванну принимает, а Тури тоже к нему забралась, водит пальчиками по свежим рубцам и вздыхает. Чего вздыхать? — Это же простые царапины… Просто, попали «унылые» в случайное окружение, пришлось самому ввязаться, случайно зацепили…

Но Тури не любит слушать про постоянные случайности, потому что очень их боится… Ибо знает историю нынешнего рода своего… Ибо всякий раз, многие века подряд, с каждым из могучих и непобедимых маркизов, однажды, случайно… Но неминуемо. Проклятие богов…

Это кошмарное знание живет с нею, живет с Хогги, неизбывно породнилось с его матушкой, пресветлой маркизой Эрриси, которая ничего уже от жизни по-настоящему не хочет, а боится только дожить до гибели сына… И когда их Веттори вырастет — поселится в нем. Но они никогда не обсуждают сию неизбежность. Не обсуждают, а она живет среди них, глубоко, незаметно, в тиши ночных покоев, а случается — и днем обдаст гибельным холодком, отравит любую радость, любую улыбку… Проклятие богов.

— Нет, но как он меня за бороду ухватил! Ты видела? Он же вдвое вырос за это время, так ведь?

— Ну уж, вдвое. Кстати, Нута — просто клад, я без ее помощи как без рук.

— Вот видишь. Ладно, я подумаю, как ее порадовать… И такой, главное, смышленый! И смеется гораздо чаще, чем плачет! Весь в меня. А он сейчас не проснется?

— Даже и не рассчитывай.

— Жалко. А он завтра меня узнает?

— Да, мой дорогой. Я более чем уверена, что он тебя уже узнал, несмотря на заросли. Ты ее сбреешь?

— Завтра же утром… Сегодня же вечером! Почему ты на меня так смотришь? Что-то не так? Похудел, поправился?

Да, Тури смотрит на своего обожаемого супруга. Да, вроде бы он чуть исхудал от военных и прочих забот. Да, борода ему идет, но без бороды в сто раз лучше и современнее. Да, она очень и очень соскучилась по своему маркизу… во всех смыслах… Но — и не только поэтому смотрит она безотрывно. Что-то в Хогги… изменилось… И от этого смятение на душе. Да, изменилось. Однажды, еще до похода, она заметила, что от него словно бы какой-то свет струится… Или не свет… Аура, манна… что-то такое необычное. В столицу уезжал такой, а вернулся — уже другой, со свечением. И что самое странное и поразительное — это свечение, которому она не в силах подобрать ни имя, ни сходное знакомое ощущение, это свечение и на нее действует… Так словно бы душа ее — примятая трава, а свечение — словно бы ветерок, который эту траву шевелит и распрямляет. Тури знает толк почти в любом колдовстве: либо сама владеет, либо вприглядку, но это — ей точно не знакомо. Или знакомо? И такое оно… тревожное… и такое… радостное…

— Знаешь, что я тебе скажу, Тури? Только не смейся надо мною и не спрашивай ни о чем. Обещаешь?

— О да, мой грозный повелитель.

— Я же сказал: не смейся.

— Прости, мой дорогой. Обещаю.

— Короче говоря… — Хоггроги запнулся и спрятал взгляд. — Может быть на этот раз… — опять запнулся. — То есть отныне… обойдется. Может быть. Угу.

Хоггроги сказал — и Тури мгновенно поняла эти полубессвязные слова, и узнала это сияние. И разрыдалась светло и безутешно. Надежда — вот имя сиянию сему.

— Что такое, ревушка? Ты это мне брось, сударыня маркиза, не то лохань переполнится, вода польется на пол и в покоях разведется сырость. Что случилось?

Тури с тихим всплеском развернулась на живот и молча «подплыла» к мужу, устраиваясь поудобнее на его широченной груди. Она ничего ему не ответила, не прекратила и плакать, но Хоггроги более не стал ее спрашивать и утешать, лишь приобнял за мокрые плечи, потому что правильно понял и молчание, и счастливые слезы ее, потому что и ему… в глубине душе… Потому что в их дом пришла и поселилась надежда, отныне и надолго.

А надежда — это и есть самое высокое счастье.