Читать книгу "Ад закрыт. Все ушли на фронт - Андрей Буровский"

Троцкий так убедительно писал, что в эсэсэсэр «свинцовый зад бюрократии перевесил голову революции»! Революция в России и вообще произошла совершенно неправильно, потому что должна была произойти в цивилизованных странах, а не на дикой периферии цивилизации. С этим Этьен Лакомбат был совершенно согласен. Протест вызывало только то, что Троцкий упорно считал самыми передовыми странами Англию и Соединенные Штаты Америки. Этьен же полагал: страны эти как раз реакционные, в них царят собственность и капитал. Вот Франция – очень даже революционная страна! Это страна великих философов-просветителей, Энциклопедии, якобинцев, анархистов, демократов, коммунистов и прочих революционеров.

Что ж до России, ничего нет удивительного, что в ней, как писал великий Троцкий, «бюрократия подавила революционное творчество масс». Что там появился отвратительный Сталин, который «при помощи мелкой буржуазии связал по рукам и по ногам пролетарский авангард и раздавил большевицкую оппозицию».

Лакомбат как раз дошел до описания того, как злобные контрреволюционеры занялись укреплением семьи в эсэсэсэр: «Революция сделала героическую попытку разрушить так называемый „семейный очаг“, то есть архаическое, затхлое и косное учреждение…». Ведь по замыслу революционеров, «место семьи… должна была занять законченная система общественного ухода и обслуживания…»

Что такое эта «система общественного ухода и обслуживания», Лакомбат понимал еще более смутно, чем Троцкий, но вот именно эта идея ему нравилась меньше. Лакомбат любил свою жену, своих детей, и теперь он даже и не очень представлял, как ему быть… Ведь Этьен совершенно не хотел, чтобы его жена принадлежала еще кому-нибудь, а детей воспитывали в интернатах, без его влияния и участия. Он и работал, чтобы содержать семью… А по Троцкому получалось, что в этой области он – самый настоящий контрреволюционер! Буржуазный собственник и отсталый мелкобуржуазный тип.

Этьен размышлял над этой сложной теоретической проблемой, когда в его дверь позвонили. Колокольчик звякнул на кухне – Лакомбат давным-давно провел сюда звонок, чтобы не беспокоить давно спавшую семью. Чуть отодвинув штору, осторожный Этьен посмотрел из окна второго этажа – кто стоит у двери? Стояли двое, надвинувшие шляпы на лица. Все правильно, в такое время и должны были прийти такие люди. Странно было бы, если б не пришли.

Этьен спустился вниз, отвалил кованую задвижку. Двое сразу вошли… Этьен ждал, что один из них скажет условное слово: «конгресс». Но двое молчали, и Этьену начало приходить в голову, что происходит что-то нехорошее. Хозяин протянул было руку, чтобы опять заложить задвижку… И тут же его руку самым невежливым образом отбросили. Звук шагов… И в крохотной прихожей появились еще два человека. Вошедший первым извлек огромный, как показалось Этьену, пистолет с невероятно толстым стволом и приставил к его голове.

Лакомбат знал, как надо вести себя с грабителями, он давно оборудовал в нужном месте кнопку для вызова полиции. Этьен поднял руки, не делая резких движений.

– Деньги наверху, – четко, спокойно сказал он.

– Ты можешь успеть вызвать полицию, – так же четко, спокойно произнес держащий пистолет. – Тогда мы уйдем, это верно. Но ведь твой сынок спит в соседней комнате, верно? И дочка тоже. Убить их мы в любом случае успеем.

Этьен привалился к стене: словно огромная резиновая рука стиснула горло. А человек с усмешкой кивнул бедолаге на лестницу. Так, не опуская рук, двинулся Этьен обратно в кухню, слыша за собой чужие шаги нескольких человек.

Его посадили, почти швырнули на обычное место. Один из вошедших взял в руки сочинение Троцкого… Другой зачем-то включил газовую плитку и что-то на нее положил.

– Где шеф? – так же спокойно, четко спросил человек с пистолетом. Впрочем, оружие он сразу опустил. – Где твой всадник и как его зовут?

Этьен молчал. Сердце безумно колотилось, во рту пересохло. Он знал: выдавать нельзя никого. Но и чувствовал: эти не отпустят.

– Где твой всадник? – чуть более грозно сказал главный.

Этьен молчал.

Человек усмехнулся, пожал плечами.

– Можешь не бояться начальства, сегодня последняя ночь Приората, – так же четко заговорил главный, будя смертный ужас в сердце Этьена. – И для его боевой организации тоже пошла последняя ночь. Имей в виду – мы все равно узнаем, что нам надо. И при этом тут будет очень тихо.

Этьен назвал имя, которое и должен был назвать в таком случае.

– Он врет, – тихо сказал по-русски Петя.

– Ты врешь, – повторил Франсуа по-французски. – Где твой всадник?

Этьен назвал еще одно имя. Франсуа засмеялся.

– Нет, назови настоящее.

Теперь «гость» говорил громко, в полный голос. Этьен понял: начинают будить его семью. Он представил сыновей в руках пришедших, и тогда из его горла само собой, почти без участия воли, вырвалось имя… Всего одно имя, не больше. Потом, правда, пришлось еще уточнить, где искать этого человека.

– Не врет, – констатировал Петя.

Почтенный негоциант Филипп Маур, обитатель пригорода Ле-Перрье, давно спал в это позднее время. Снились ему винтовки – те самые, что лежали в подвале его дома, и которые он не успел раздать троцкистам. Что писал Троцкий, Филиппа интересовало не больше прошлогоднего снега, но вот что у троцкистов может не хватить оружия, его беспокоило. Это могло обеспокоить и его начальство, а неприятных объяснений с начальством многопочтенный негоциант чрезвычайно хотел бы избежать. Только что можно поделать, если курируй троцкистов, не курируй, а оружие берет хорошо если каждый четвертый из них?!

Филипп Маур так крепко, хорошо спал, что не сразу проснулся. Пришлось вылить ему на голову воду из кувшина для умывания; даже после этого с четверть минуты он только лягался и мычал. А когда открыл глаза, в спальне горела настольная лампа, жена забилась в угол двуспальной постели, смотрела безумными глазами. Прямо в физиономию Филиппа оказался направлен пистолет. Держал его человек с очень решительным лицом. Другой, такой же решительный, что-то тихо объяснял его жене, еще двое стояли у двери и у окна. В спальной сразу же сделалось тесно.

– Где твой коннетабль? На кого работаешь? – спросил человек с пистолетом. Голос был равнодушный, глухой. Человек говорил так, словно испытывает к Филиппу сильное отвращение.

Филипп начал думать, куда делась его вставная челюсть, и прикидывал, как бы позвонить по хорошо известному ему телефону.

– Шли бы вы домой, ребята, – сказал он невнятно, по причине отсутствия челюсти. – Районный комиссар не одобряет такого поведения.

Один из вошедших тихо, ехидно засмеялся.

– Районный комиссар многого не одобряет – например, вооружения боевиков, – уточнил человек с пистолетом. Филипп безошибочно определил, что главный тут не он, но именно этот все спрашивал. – Где твой коннетабль?

– Моего шефа зовут Пьер Вале… – процедил сквозь зубы Филипп Маур. – Вряд ли вы его застанете в Париже, но если застанете, то в ресторане «У Максима». Он бывает там с обеда и до вечера.