Читать книгу "Ошибка "2012". Новая игра - Феликс Разумовский"

И поди пойми, откуда этот голос. От Бога, от чёрта, от Хозяина Игры? А впрочем, что толку разбираться — иди и выполняй. Выполняй в точности, ты ведь Корректор…

«Слава Богу, давно уже нет», — оборвал пульсацию мыслей Мастер, тяжело вздохнул и приблизился к алтарю:

— О Боги моих отцов! О могучий Гуанди! Первый из равных…[182]

Ему хотелось хотя бы ненадолго покинуть объятия материального, очистить свой разум и воспарить в Пустоту. Слиться с Великим Непознанным Бесконечным, где, соединяясь, становятся неразличимыми противоположности…

Прямо под окнами мерзко, будто резали кого-то, завизжали тормоза. Затем резко клацнули двери, и даже сквозь стеклопакеты ударил по ушам блатняк, донёсшийся из чрева автомобиля:

Ах, скоки, скоки, скоки,

За них дают нам сроки,

За скоки нас сажают

И в лагерь отправляют.

Вот Жору подловили,

И Саньку прихватили,

На скоке вместе были

И в кичу угодили…

Тут же, перекрывая всхлипы музыки, послышались прокуренные голоса, раздайся громогласный смех, и Мастер в который раз с отвращением убедился, что европейцы так и не выбрались из пещер. Снова клацнули, будто выстрелили, замки, рявкнула автомобильная сигнализация, и здание гостиницы вздрогнуло — это распахнулась от пинка входная дверь.

Мастер вновь склонился перед ликом Гуанди.

— О Боги моих отцов! О Священная Пустота! Именем…

Как бы не так. В коридоре забухали шаги, и пещерные люди принялись насиловать замок двери соседнего номера. Судя по всему — с помощью каменного топора. Ещё через минуту за стеной включили телевизор.

Я будто вместо, вместо,

Вместо неё

Твоя невеста, честно,

Честная ё

Я буду вместо, вместо,

Вместо неё

Твоя…

Конфуций говорил, что воюющий с соседями без повода — трижды глупец. И дважды глупец тот, кто воюет с соседями из-за всяких пустяков. Мастер досадливо оторвал взгляд от пламени свечи и, взвихрив завесу благовонного дыма, выглянул в переднюю комнату, где скучали бойцы:

— Эй, кто-нибудь, заткните эту музыку. Только вежливо и спокойно. Поняли?

— Да, господин, — один их охранников кивнул, вскочил и скрылся за дверью, а Мастер со вздохом вернулся к алтарю.

— О Боги моих отцов! О Паньгу[183]животворящий! О…

За стеной не по-людски рявкнули, что-то крикнули на повышенных тонах и, как видно, переключили канал, потому что музыка сделалась ещё громче.

Если не сумеешь, я помогу

Лишь одну преграду взять не могу

Но из-за неё мы ходим по кругу,

Убей мою подругу.

Убей мою подругу.

Убей мою подругу.

Убей мою подругу…

В дверь комнаты Мастера постучали. Это вернулся боец, лицо его горело от праведного гнева.

— Извините, господин, но они не выключают. Вы велели, чтобы вежливо и спокойно, но они не понимают слов.

Сюда бы Конфуция — небось обогатил бы мир новыми бессмертными изречениями.

— Значит, говоришь, не понимают?

Куда-то исчез адепт, посвящённый, патриарх и даос, остался лишь пекинский боксёр-ихэтуань[184]по прозвищу Кровавый Тигр. А тот, помнится, белокожих и круглоглазых гуайло не очень-то любил… Мастер вихрем вылетел в коридор и без стука распахнул соседнюю дверь.

Там уже успели накурить так, что можно было вешать топор. За столом сидели двое — оба крупные, в наколках, при золотых цепях и перстнях. Включив музыку, они подкреплялись с дороги. Снять стресс помогали напитки: «Аист», «Джонни Уокер», «Зубровка» и «Абсолют». Между бутылками виднелось съестное: нарезка, жестянки, кульки, корытца с салатами, черемша, курица-гриль. Чувствовалось, эти двое были гуайло непростые. Что сразу и подтвердилось.

— Знаешь, кто это? — спокойно спросил один из них и надкушенной охотничьей колбаской указал на другого. — Это Павел Андреевич Лютый, народный депутат. Он чихнёт — и тебя сдует. Тебя и всю твою косоглазую братию. Так что…

— Погоди-ка, Сеня… — перебил народный депутат и отставил коробочку с оливье. — Я сам скажу.

И сказал.

— Сунешься сюда ещё, я вас, желтомордых…

Он не договорил — резко сработали бёдра, распрямилась опорная нога, а другая, ударная, приласкала Пашу Лютого краем стопы в лицо. Самым срезом каблука куда-то в область верхней губы. Сто двадцать три килограмма гонора, плоти и власти безвольным мешком опрокинулись через спинку мягкого кресла и остались лежать.

— Ты, сука, это что? — начал было подниматься Сеня, но ничего не успел.

Мастер, даже не ставя ногу на пол, приголубил и его — твёрдым, как боевой таран, основанием стопы в нижнюю челюсть. Милосердное настроение ещё не вполне покинуло его, и он не стал разносить эту челюсть, просто свернул. Впрочем, Сене хватило, и в номере остались только двое: Мастер — да Филипп Киркоров на многоцветном экране. Третий раз взметнулась нога, вилка раскрошилась в розетке, и в номере настала благословенная тишина.

«Я вам покажу желтомордых. Скажите спасибо, что оставил вам ваши гнусные жизни…» — Мастер выдохнул, успокоил свою ци и, потихоньку превращаясь опять в даоса и посвящённого, принялся собирать трофеи. Деньги, документы, ключи от джипа, травматическая «Оса», модернизированный ПМ с магазином на двенадцать патронов… Стволы были с разрешениями, деньги — крупными купюрами, а в документах господина Лютого ясно значилось, что он ещё не полный депутат, а только помощник. Ну, ну.

— Деньги поделить, стволы утопить, документы, кроме паспортов, сжечь, — велел он бойцам. — А этих, — указал он на тела, — сделать потерпевшими и выбросить у больницы. Машину отогнать, перекрасить, перебить номера и продать в другой регион. Всё!

Когда бывших соседей с криками «Ну и нажрались!» загрузили в пикап, а следом отчалил не успевший толком остыть джип, Мастер снова подошёл к алтарю.