Читать книгу "Если судьба выбирает нас... - Михаил Валерин"

Самое главное, что я наконец свободен! Путь ненадолго… А посему — спешу насладиться свободой передвижения.

Если погода позволяет, я по несколько часов кряду гуляю по городу, каждым вздохом, каждым взглядом, каждой частичкою своей души впитывая эту волшебную старую Москву. Москву, не тронутую ни безжалостною рукою Сталина, ни равнодушным рационализмом застоя, ни жадными руками «новых русских».

Сижу на скамеечках возле Патриаршего пруда, прохаживаюсь по Козихинским переулкам среди поредевшего в связи с войной студенческого люда. Здесь, на Козихе, учащихся высших учебных заведений всегда было немало — вокруг полно дешевого, но приличного жилья.

Даже стишок такой был:

Есть в столице Москве

Один шумный квартал —

Он Козихой Большой прозывается.

От зари до зари,

Лишь зажгут фонари,

Вереницей студенты здесь шляются…

И я — шляюсь! Шляюсь по Малой Бронной — от «Романовки»[135]на углу Тверского бульвара и до доходного дома Страстного монастыря на Большой Садовой. Заглядываю на Спиридоновку, дабы насладиться суровым палаццо[136]в венецианском стиле работы архитектора Жолтовского или готической роскошью морозовского особняка.

Пью чай в трактире Пронькина рядом с палатами Гранатного двора, вкушая знаменитые сырные пироги «а la Pronkinne».

Если есть настроение, иду на Большую Никитскую, где Московский университет, Консерватория и Зоологический музей. Или на тихую и респектабельную Поварскую, где, соперничая друг с другом, утопают в осенней листве роскошные доходные дома и особняки…

А ежели идти в сторону Тверской, то и в родном Ермолаевском переулке есть на что посмотреть: свежепостроенное здание Московского архитектурного общества или совершенно сказочный особняк Шехтеля.

Навещаю своих новых знакомцев в театре «Аквариум» — Мулат Томас в порыве благодарности осчастливил меня «вечной контрамаркой» во все свои заведения.

Кстати, имел удовольствие внимать «Блю канари» в исполнении Кошевского.

Волшебно…

Все же он талантливейший человек и хороший профессионал. Не чета мне, юристу-песеннику начала XXI века.

На фоне городских красот и достопримечательностей не менее интересны люди, этот самый город населяющие: суровые дворники и бравые городовые, солидные купцы и услужливые торговцы, беспечные студенты и шустрые гимназисты.

По улицам ходят нарядные офицеры и бесцветные служащие, простецкие мещане и холеные буржуа.

Совсем иной народ живет на Пресне: бойкие лоточники с Тишинки, шумные цыгане с Грузин. Еще дальше — заводские районы 1-й Пресненской части: Трехгорка и Рабочий поселок, удручающие суровой нищетой фабричных кварталов.

Хотя контрастов хватает и так: те же мальчишки-газетчики на фоне ухоженных дитятей, что с мамками и няньками гуляют по бульвару Патриаршего пруда или на Собачке.[137]

Покажите мне Москву, москвичи!

Дома — хорошо… Тепло, спокойно, уютно…

Если я не гуляю или не предстаю перед бдительным оком последователей Гиппократа, то основным времяпрепровождением является чтение.

Читаю я либо у себя в комнате, либо в гостиной, сидя на массивном кожаном диване. Сенсорный голод для человека информационного века на фоне второго десятилетия века двадцатого — проблема номер один.

Проблема номер два — это скука.

Если в госпитале я не стремился к общению, то теперь мне этого самого общения жутко не хватает. Эмоциональные и отстраненные разговоры с матушкой или утомительно-назойливое общество младшего брата для этого абсолютно недостаточны.

Отец целыми днями пропадает в Мытищах: управление таким предприятием, как КЗВС, — дело хлопотное. Завод выпускает штабные и санитарные автомобили, грузовики и шасси для броневиков — продукцию для воюющей страны совершенно необходимую.

Вся семья собирается только за завтраком. Здесь и общаемся, обсуждаем домашние дела, вести с фронта, политические новости. Затем за папой приезжает авто, и он отбывает на службу, с которой возвращается поздним вечером.

Федечка идет грызть гранит науки в гимназию, чтобы по возвращении донимать меня просьбами «рассказать про войну». Братец постоянно уговаривает встретить его после учебы, тайно мечтая, чтобы однокашники наконец лицезрели героического меня. Причем желательно при полном параде, с шашкой и орденами!

Матушка хлопочет по дому, разбирает бумаги от управляющего имением или идет в гости к подругам.

Хуже, когда ее подруги идут в гости к нам…

В этом случае мою скромную персону рекламируют как самый чудесный из «чудо-йогуртов», с глубоко законспирированным желанием найти мне подходящую партию.

Я очень быстро научился избегать подобных презентаций, ссылаясь на какое-нибудь недомогание, дабы отправиться на прогулку или продолжить штудирование домашней библиотеки.

2

Кроме чтения я веду эдакий кондуит. «Секретную» тетрадку, которая хранится в запирающемся на ключ ящике моего письменного стола. По ночам, когда весь дом уже спит, я при тусклом свете настольной лампы чирикаю чернильным карандашом — какие изменения в истории я обнаружил по сравнению с тем будущим, которого в этом мире уже не будет.

Например, нынешний комфлота — великий князь Георгий Александрович. Жив-здоров и замечательно этим самым флотом командует. Да и с чего бы ему помирать? Николая террористы ухлопали, а значит, никакого кругосветного путешествия[138]не было. И чахотки, от которой Георгий Александрович умер в 1899 году, — тоже не было.

Или Столыпин.[139]Должность премьер-министра занимает вот уже двенадцать лет. И ничего — справляется. Тем более что террористы на него хоть и покушались, но крайне неудачно. Царствие им небесное.