Читать книгу "Медные трубы Ардига - Владимир Михайлов"

Пока я оглядывался и делал такие выводы, мой сосед, сокамерник, напарник, а в общем человек не очень понятный и потому, подумал я, достаточно опасный, успел не только занять главное место за пультом, но и, что-то гудя под нос, одно нажать, другое повернуть – после чего вибрация прекратилась, потому что выключились и насос, и измельчитель, и жернова – словом, все, что вращалось. Перед этим он еще сыграл на клавиатуре какую-то комбинацию, после чего на информдисплее возникла надпись:

«Ручное управление».

До сих пор на нем светилось «Вирт-шкипер» – без всяких пояснений, которые и не нужны были.

После этого напарник повернулся ко мне вместе с креслом:

– Как думаешь, у него воронка закрывается чем? Тут два рычага рядом, оба похожие, и никакого объяснения.

– Слушай, – сказал я ему в ответ, – ты что, боишься простудиться?

– Не понял?

– Тут-то шлем можно и снять. Воздух нормальный.

– Боюсь – воздух ведь чужой.

– Бережешься от сглаза? Я же вот рискнул – и жив.

– Тебе можно, мне нельзя, – сказал напарник спокойно. – У нас состав воздуха другой, и у меня дыхательная смесь – тоже. Уяснил?

– У вас – где это? – не мог не спросить я, вопрос был очень естественным.

– Это там, где мы живем, – ответил он. – Устраивает?

– Не сказал бы.

– Ничем помочь не могу. Так ты можешь разобраться в этой механике?

– Какая разница? Жми тот, что тебе больше нравится. Жми так, как пишешь. Как там у вас пишут: слева направо или наоборот?

Мне все-таки не терпелось выяснить, откуда взялся этот типчик.

– Изнутри кнаружи, – ответил он спокойно. – Объясняю: тут ошибка нежелательна. Сейчас раструб открыт, и если я воспользуюсь тем рычагом, что его открывает, то сработает «защита от дурака» – вирт сразу вернет себе управление, и уже без возврата. А это мне ни к чему, да и тебе тоже. Потому что нас он наверняка повезет не туда, куда надо.

Знающий, куда надо, так и оставался в шлеме, я же снял свой сразу, как только анализатор унискафа показал, что среда пригодна для дыхания. Именно по этой причине я первым услышал звук, который показался мне посторонним. И я скомандовал вполголоса:

– Стоп! Тсс!

И еще через секунду:

– К бою!

Потому что убедился в том, что звук этот мне не почудился, поскольку тут же раздался и второй, и оба они, вместе взятые, означали, по моему убеждению, только одно: открылась и закрылась крышка бокового люка, мимо которого мы прошли, направляясь сюда, – того, что предназначался для экипажа.

И как бы для того, чтобы у нас не осталось уже никаких сомнений, зазвучали шаги. Палуба здесь металлическая, ничем не покрытая, и каждый шаг вызывает чуть ли не раскат грома.

Поэтому мы, торопливо занимая места по обе стороны единственной двери, приблизились к ней на цыпочках, чтобы у нежданного гостя не возникло никаких сомнений насчет здешнего гостеприимства. Напарник на всякий случай изготовил дистант, а я в очередной раз пожалел об отсутствии у меня чего-нибудь в этом роде.

Шаги зазвучали совсем близко, и напарник пробормотал:

– Странно идет…

Я и сам успел это заметить. Но мне показалось, что я знаю причину.

– Женская походка. Шаги помельче и полегче, чем…

Он поднял руку, и я умолк: гость остановился по ту сторону двери. Секунда-другая ушли без звука. Потом ручка медленно, как бы нерешительно повернулась. Дверь послушно отворилась.

Гость успел освободиться от шлема еще в коридоре и едва переступил порог, как мой напарник, сделав шаг и оказавшись у него за спиной, схватил его за предплечья, а я одновременно сказал гостю – вернее, гостье:

– Ну привет, красавица! Вот и привелось опять увидеться!

Жаль, что в те мгновения никакая камера не снимала лицо Махи: вряд ли удастся каким-то способом воспроизвести ту вереницу выражений, которые почти мгновенно сменяли друг друга: страх, изумление, нерешительная улыбка, гнев, злость – и еще одна улыбка, на сей раз широкая и, надо сказать, мастерски сделанная:

– Незнакомец, наконец-то! Я так рада, что нашла тебя!..

Откровенно говоря, я хотя и считал себя готовым ко всяким выкрутасам, но тут на миг растерялся. А мой напарник (жаль, что его мимика была недоступна для созерцания) очень выразительно кашлянул и проговорил:

– М-да. Вы что же – знакомы вроде? Нашего полку прибыло? Приятное пополнение, скажу я вам.

– Знакомьтесь, – проговорил я, выполняя требования этикета. – Маха, офицер здешней службы безопасности. А это – мой напарник, еще один незнакомец, куда более таинственный, чем я, и он хочет и впредь оставаться таким же.

Вообще-то врать, как считают некоторые, грешно, но в этих условиях моя небольшая ложь была, по-моему, простительна: надо было внушить Махе, что мы с ним – заодно, так что сопротивляться не стоит. Ей не следовало знать, что мы не только не участвуем в одной и той же операции, но и вообще ничего не знаем друг о друге. Он мог бы при желании опровергнуть меня, но промолчал.

– Обожаю незнакомцев, – проговорила Маха, и голос ее свидетельствовал, что дамочка уже овладела собой. Она повернулась к нему с улыбкой даже еще более радужной, чем адресованная мне. После чего он отпустил ее и вышел из-за ее спины. Маха поглядела на него с интересом и спросила не без иронии:

– Еще один пришелец. Вам не жарко, мой таинственный? Может, хоть чепчик снимете? Просто из вежливости, в присутствии дамы.

Мне понравилось ее самообладание; пожалуй, я в ее ситуации чувствовал бы себя не столь весело. Напарник ответил в том же ключе:

– Боюсь напугать вас: внешность моя, увы…

– Ну, – сказала она, – я не из пугливых.

– Он не может, – пояснил я. – Здешний воздух ему вреден.

Но напарник моей помощи не принял – наоборот, поставил меня в глупое положение, сказав:

– Ну, присутствие женщины делает живительной любую атмосферу. Но предупреждаю: ответственность за последствия ляжет на вас.

И снял шлем, так что я смог наконец его увидеть – и Маха тоже. Она невольно вскрикнула «Ох!», хотя и негромко.

Наверное, и в самом деле можно было испугаться. Мне сперва показалось, что из-под шлема появился шар, состоящий из одних только волос или, быть может, шерсти, торчащей во все стороны. Конечно, существо это было человекообразным, но не брилось и не стриглось оно если и не от самого рождения, то, во всяком случае, последний десяток лет – совершенно точно. Из спутанных косм посматривали два угольно-черных глаза; несколько ниже мелькнуло что-то красное – то были, скорее всего, губы, и они наверняка изображали улыбку. Должно быть, так выглядели бы все люди, происходи они от дикобразов.