Читать книгу "Разбег в неизвестность - Павел Дмитриев"

– По облигации! – разъяснили мне чуть ли не хором стоящие ближе дамы.

– Сегодня специальный розыгрыш напечатали, в три раза больше обычного, – солидно и обстоятельно доложила главбух, которую явно призвали как главного эксперта по денежным делам. – У Нюры номера на листочке переписаны были, а как она увидела выигрыш в газете, так и все свои бумажки сюда приволокла.

Пока сотрудницы тихо расползались по рабочим местам, я протиснулся ближе. Посмотреть было на что. В центре стола красовался огромный чемодан с распахнутой крышкой, доверху забитый празднично раскрашенными бумагами. Не удержался и быстро перебрал десяток самых красивых, пытаясь понять суть открывшегося чуда.

Чего там только не было! Фиолетовые сторублевые облигации «восстановления народного хозяйства» сорок седьмого года[340], то же самое с паровозом на рисунке от сорок девятого, зеленоватые «развитие народного хозяйства» с трактором на посевной пятьдесят первого, розовые со зданием МГУ от пятьдесят второго, похожие, но с плотиной ГЭС и уже желтые пятьдесят третьего, красные, на манер довоенных червонцев, пятьдесят четвертого года, серо-зеленые, как доллары, пятьдесят пятого и опять почти коричневые пятьдесят шестого… Настоящая, да еще богато иллюстрированная история СССР.

– Ничего себе! – Я ошеломлено прикинул количество. – Это ж сколько тут!

– На пять тысяч двести сорок пять рублей! – прозвучал ответ у меня из-за спины. – Нет, сейчас будет на пять сто шестьдесят, у меня еще одну бумагу на полтинник погасили.

Я резко повернулся к Анне Михайловне, кто еще мог так точно знать размер своего богатства. Первое, что бросилось в глаза, – это святящиеся радостью огромные серые глаза этой обычно незаметной пожилой женщины. Да что там, она как будто помолодела лет на десять, куда-то ушли морщины, бледность щек сменил лихорадочный, но очень симпатичный румянец. Вспомнил анкетные данные – «четырнадцатого года рождения, трое детей, муж погиб в войну, эвакуировалась в М-град из Минска…».

– Поздравляю вас! – искренне, с чувством, сказал я. И, толком не понимая почему, добавил: – Похоже, есть справедливость в этом мире.

– Спасибо! – сдержанно поблагодарила она, удивленно посмотрев на меня.

– Анна Михайловна, если не секрет, конечно, это вы покупали? – не удержался я от бестактного вопроса, но уж очень непонятны были мне подобные запасы ценных бумаг у поднимающей в одиночку троих детей женщины.

– Нет, – спокойно ответила она. – Отец мой, покойник, оставил такое вот наследство, он хорошо зарабатывал в Москве. Надеялся, что начнут гасить, так деньги у меня и внуков будут. Да не дождался, в аккурат осенью пятьдесят седьмого и помер[341]… – Женщина примолкла, то ли боялась, что сказала лишнего, то ли просто ушла в невеселые воспоминания.

– Так зачем он тогда их брал? – снова дернул меня черт за язык. – Тут половина в пятидесятых выпущена!

– Попробуй не купить! – вмешалась главбух, посмотрев на меня, как на идиота. – Это сейчас людей распустили![342]– Она понизила голос, но не остановилась. – А при Сталине попробуй только премию деньгами получить. Радоваться будешь, если с оклада на заем не подпишут!

– Это у вас, в Москве, так было! – добавила молодая комплектовщица с неожиданной обидой, подчеркнутой отчетливым украинским акцентом. – У нас, в Краматорске, на руки денег давали, только чтобы карточки отоварить хватило… А там нормы такие, что родители в карьере вкалывали голодные. – В ее глазах предательски блеснули слезы. – Мне два года приписали, чтобы поскорее отправить в столицу работать.

– Тут у каждого свой список номеров есть, – тихо добавила Анна Михайловна. – Даст бог, им тоже повезет.

Вот так, на незнании табуированных «мелочей», и проваливаются шпионы с диверсантами. Хорошо, что в НИИ «Интел» весь коллектив давно «знал», что я долго жил за границей, иначе бы мигом сдали в первый отдел. Отрываться от народа в СССР вредно для здоровья, поэтому в этот же день я предпринял целое исследование темы облигаций, замучив вопросами Катю и Анатолия. Картина выходила, мягко говоря, очень некрасивая. Попросту говоря, Советский Союз нагло «кинул» своих граждан и ни разу не заплатил по облигациям сполна. Перерасчеты, пролонгации, обмены одних бумаг на другие, выигрышный механизм погашения с растяжкой на десятилетия[343]… И, судя по молчанию историков будущего, ничего хорошего в моей реальности граждане «самой свободной страны мира» так и не дождались.

Не то чтобы это меня сильно удивило. Как-то, примерно в девяностом, отец среагировал на мой детский, навеянный телерекламой вопрос: «А у нас есть сертификаты Сбербанка?»[344]– очень жесткими словами: «Никогда, запомни, сын, никогда не играй в азартные игры с государством». Такое крепко врезается в память, тем более на фоне наглядного примера последующих лет, когда сберкнижки множества людей превратились в забавные бессмысленные книжечки, а стоившая много месячных зарплат государственная ценная бумага скатилась до эквивалента двухсот граммов дешевой колбасы.

Спасибо трезвому цинизму родителей, нас с сестрой почти не коснулись ужасы гиперинфляции. Те мелочи, которые откладывались на черный день семьей милиционера и учительницы, были заранее потрачены на коробки с шампунем, мешки сахара, риса и гречки, штабеля тушенки и прочие старосоветские ценности.

Это позволило пережить времена смуты без особых проблем, более того, когда знакомые и друзья лихорадочно метались в поисках «хлеба насущного», отец хладнокровно строил бизнес «на перспективу». Запасы были столь велики, что последние куски замечательного, но изрядно надоевшего мыла «Консул» были кому-то отданы уже в середине нулевых.