Читать книгу "Лучше не возвращаться - Дик Фрэнсис"

К шести я подъехал к дому Аннабель. На мой звонок она сама открыла дверь.

В этот раз на ней были свободные черные шелковые брюки и большой джемпер, по виду из мягких белых перьев. Наряд довершали серебристые сапожки, широкий серебристый пояс и серебряные серьги в ушах. На случай, если станет холодно, она захватила с собой черный развевающийся плащ. Ее губы были ярко-розового цвета, глаза сияли. Я поцеловал ее в щеку.

— Мы могли бы поехать в твоей машине, — сказала она. — Нас уже ждут.

— Отлично.

По пути она мне рассказала, что хозяева предлагают отдельную квартиру на последнем этаже своего дома.

— Им бы хотелось, чтобы жилец был приличным человеком и не очень шумным, ведь сами они живут внизу. И, конечно, в любой момент они могут потребовать расторжения договора.

— Ты преподнесла мне настоящий сюрприз.

— Конечно, арендная плата останется в силе.

Я не понял, что значит «останется в силе», и весь остаток пути прослушал короткую лекцию на тему, какие есть возможности у владельца дома избавляться от нежелательных жильцов при помощи обращений в суд, если владельцу необходимо освободить квартиру.

— Я думаю, я как раз тот, кого называют «пай-мальчиком», — заметил я.

Квартира располагалась на пятом этаже старинного шестиэтажного особняка и сообщалась с миром посредством древнего скрипучего лифта. Ее хозяевами были бородатый профессор и его запуганная жена. Сдаваемая комната была большой и уставленной старомодной мебелью, с видом на близлежащие крыши и пожарные лестницы. Восторга у меня она не вызвала, но, на худой конец, это все-таки хоть какое-то пристанище. Мы сошлись на условиях, и я выписал чек в качестве задатка. Мы с Аннабель спустились к машине.

— А комната не так уж и хороша, — с сомнением в голосе произнесла Аннабель. — Я ее раньше не видела.

— Сойдет на первое время. Потом подыщу что-нибудь получше.

Преимущество этой квартиры было в том, что она находилась всего в какой-то паре миль от дома Аннабель, и я надеялся, что смогу часто преодолевать эти мили. Дочь епископа заставляла меня задумываться о таких трудных и непривычных понятиях, как постоянство, неизменность, обязательства, а здравый смысл постоянно твердил мне, что думать об этом еще слишком рано. Это всегда бывало слишком рано, и здравый смысл брал верх. Но здравый смысл не имел ничего общего с такими, как Аннабель.

— Без двадцати семь, — отметила она, бросив взгляд на свои огромные черные часы. — Броуз тут договорился, чтобы ты кое с кем встретился, если, конечно, хочешь. Это касается страховки лошадей.

— Было бы неплохо, — с интересом ответил я.

— Броуз говорит, что этот человек всегда заходит выпить в бар отеля возле лондонского представительства жокей-клуба. Сейчас ты как раз можешь застать его там.

— Надеюсь, ты поедешь со мной, — сказал я.

Вместо ответа она улыбнулась, и мы отправились на встречу. Она указывала дорогу. Заблудиться было невозможно, но поиск места для парковки занял едва ли не больше времени, чем сама дорога, и я боялся, что мы опоздаем.

Броуз собственной персоной сидел в баре, разговаривая с маленьким лысым мужчиной с брюшком и в золотых очках, и заметил, как мы вошли, потому что трудно не заметить приход Аннабель.

— А я думал, что вы уже не придете, — сказал Броуз.

— Парковка, — коротко ответила Аннабель.

— Познакомьтесь с мистером Хиггинсом, — представил он толстячка. — Его компания занимается страховкой лошадей.

Мы обменялись рукопожатием. Хиггинс как загипнотизированный уставился на Аннабель, пока она сбрасывала плащ и взбивала свои перышки.

— Да-да, лошадей, — пробормотал он.

Я заказал выпивку для всех, что пробило ощутимую брешь в моем бюджете. Броуз, Аннабель и я предпочли лимонный сок, к большому ужасу Хиггинса с его двойной водкой с тоником. Бар был полутемный, отделанный полированным старинным деревом. В приглушенном свете все выглядело дорогим, респектабельным и навевало воспоминания о временах короля Эдуарда, когда экипажи, запряженные лошадьми, проезжали за окном в дымном лондонском тумане.

— Об этом вашем происшествии уже болтают в новостях. Я как раз рассказывал Хиггинсу. Быстро они разнюхали, — сказал Броуз.

— Куда уж быстрее, — согласился я.

— А что случилось? — удивилась Аннабель. — Какое происшествие?

Броуз ласково посмотрел на нее:

— Ты что, телевизор не смотришь? Или газет не читаешь?

— Иногда читаю.

— Анестезиолог «Хьюэтт и партнеры» был убит в понедельник ночью. Разве гордость министерства иностранных дел не рассказал тебе об этом? — осведомился Броуз.

— Я собирался рассказать, — сказал я. Аннабель в смятении выслушала наш с Броузом краткий рассказ. Броуз уже разговаривал с детективом Рэмзи, который проинформировал его, что расследование продолжается.

— То есть они топчутся на месте, — констатировал Броуз. — Я предложил свою помощь, если она понадобится, и на этом все закончилось. — Он хитро посмотрел на меня: — Вы знаете что-нибудь, что мне неизвестно?

В газетах ничего не писали о подъемнике и скобах, и я предположил, что у полиции были свои соображения не упоминать об этом. Я хотел рассказать Броузу подробности, но Хиггинс поминутно смотрел на часы, пил свою водку и все порывался уйти. Я сказал Броузу, что мы поговорим позже, и обратился к Хиггинсу:

— Я действительно хочу знать, как страхуют лошадей.

Толстячок вновь уселся. Я купил ему еще одну порцию, и он расположился поудобнее.

— Броуз предложил только поговорить, и если вы хотите что-нибудь спросить, валяйте, — сказал он низким звучным голосом.

— Хорошо, — сказал я.

— Страхование лошадей, — начал он, — очень рискованное занятие. Мы этим не занимаемся, разве что в виде исключения, понимаете? Нам звонят агенты, и мы заключаем соглашение. Страховка стоит недешево, потому что риск велик, понимаете?

Я утвердительно кивнул:

— Приведите, пожалуйста, пример.

Он коротко вздохнул:

— Представьте себе, что у вас неплохие перспективы в дерби и вам выгодно застраховать лошадь ввиду ее предполагаемой высокой племенной ценности в будущем. Заключая соглашение, мы исходим из того, как долго оно действует и от чего лошадь застрахована. Как правило, это случайная смерть, хотя сюда могут входить и умышленные повреждения, и небрежное обращение, и смерть от болезни. Большинство лошадей в молодости не умирают по естественным причинам, поэтому здесь нет такого риска, как на скачках. Мы соглашаемся включить в договор смерть по естественным причинам, но в таком случае мы каждый год перезаключаем страховку и повышаем страховую премию. Если лошадь старше десяти лет, мы не застрахуем ее ни за какие деньги. Исключение делается только для племенных жеребцов, хотя обычно скаковые лошади доживают до двадцати или даже двадцати пяти лет. Это их природная продолжительность жизни, но многие владельцы умерщвляют своих старых лошадей раньше, ведь так гуманнее.