Читать книгу "От ненависти до любви - Ирина Мельникова"

– Эх, дед, дед! – покачал головой Олег. – Скажи спасибо, что первыми на тебя вышли спецслужбы, а не террористы! Как бы ты запел тогда? И где гарантия, что информация о твоем изобретении не просочилась за рубеж?

– Не просочилась! – гордо вздернул голову Шихан. – Не могла просочиться, потому что большей частью она здесь. – И постучал себя пальцем по лбу. – А то, что может гореть, давно уже ветер развеял.

– Ну, хорошо, если так! – вздохнул Олег. – Но можно поинтересоваться, от какого района ты хотел отвадить людей? По всему получается, от Макаровки?

– От Макаровки, – насупился дед. – Только об этом позже! Разговор долгий, а мне укол нужно поставить. Мочи нет сидеть. Я с полчаса после него полежу, а ты, Маша, похозяйничай на кухне. Там все для ужина есть. Готовился я, ждал гостей дорогих!

Мы отправились на кухню. На пороге я оглянулась. Дед стоял возле бабушкиной фотографии. По лицу его текли слезы.

Глава 27

– Легко сказать – забыть! Это ведь не папироска: выкурил и выбросил. Прошлое присосалось, как пиявка, бьет до сих пор. И больно! Сил нет терпеть! И болезнь моя – расплата за грехи. Ведь знал, там, в глубине сознания, что чужое богатство до добра не доведет. Но разве просто отказаться от благополучия, научиться иначе думать? И все же я ушел. А вот забыть прошлое не смог. Так и брел по обочине жизни, спотыкался на ухабах, как слепой мерин. А чего бы не жить спокойно?

Шихан говорил, а мы с Олегом молчали, понимая, деду нужно выговориться. Очевидно, впервые за многие годы одиночества он так широко и обстоятельно рассказывал о своей жизни.

– Вероника написала мне из Марьясова, что Аня погибла. Я чуть с катушек не слетел, ведь за полмесяца до этого нашел свой последний клад, около пуда золотых монет. Вот, думаю, расплата! Хотел руки на себя наложить, а потом раскинул умом: шалишь, Юрко! У тебя же внучка маленькая, кроха совсем. И жена с ней в какой-то дыре… Маются! Вот и поехал… Документы новые выправил и поехал… Вероника мне от ворот поворот показала, но властям не выдала. И на том спасибо! Вот и покатилась дальше жизнь. Сначала – ни шатко ни валко, а потом – как мяч под горку. Под чужой фамилией жил, чалдона из себя корчил. Денег Вероника не приняла, гордая была. Слава богу, с внучкой общаться позволяла. Правда, строго-настрого приказала: Маше ничего не рассказывать. Я памятью Анечки поклялся, что буду для тебя только соседом, дедом Игнатом.

– Что бабушка сказала перед смертью? – спросила я. – Ты ведь был рядом, когда она умирала.

– Она просила Анечку и Володю найти и похоронить по-человечески! Но куда кладовую запись спрятала, не успела сказать… – Шихан перекрестился. – Господи, пусть земля ей будет пухом!

– Кладовая запись? – переспросила я. – Она хранила ее в крышке шкатулки.

– Так ты нашла? И как я не догадался! Ты ведь для этого к Курнатовскому ездила?

– И для этого тоже.

– А я-то все пепелище обшарил. – Шихан удрученно вздохнул. – Конечно, не шибко верилось, что найду. Но попытка не пытка.

– Откуда она взялась у бабушки?

– Так я собственноручно ей показал. Скопировал с одной плиты, а она забрала и велела забыть. Боялась, что за кладом полезу и новые беды накликаю.

– Так вы разгадали запись? – вмешался в наш разговор Олег. – Знаете, где клад?

– А тебе что с того? – нахмурился дед. – Я ведь Аню с Володей искал, случайно на плиту наткнулся. Похоже, спрятал ее кто-то.

– Так ты нашел папу с мамой? – быстро спросила я.

– Найти не нашел, но, кажется, знаю, где они смерть приняли, – вздохнул дед.

– Где это место? Далеко от раскопа? – снова подал голос Олег.

– А ты пойдешь, что ли? – скривился дед. – Не советую.

– И не надо! Обойдемся без твоих советов! – разозлился вдруг Олег. – Не забывай, Владимир не только Машин отец, но и брат мой, хоть и не кровный. И Маша не твою фамилию носить будет, а ту, что ей по закону положена. Фамилию отца! И никого больше.

– Ишь, не понравилось! – глянул исподлобья Шихан. – Иди, кто тебя держит? Но говорю: клад тот с большими хитростями зарыт, а Володя с Аней не знали, пошли наобум. Видно, ловушка сработала! Какая, не знаю. Сгнило все, камни ходуном ходят. Копателей там много объявлялось. Как только не искали! Но не дался им клад. Да и я к тому руку приложил. Чтобы не шлялись, не тревожили косточки…

– Дед, ты даешь себе отчет, сколько людей загубил? – спросила я. – Тех, кто и не помышлял о кладе? А ведь они чьи-то родственники. Кто-то их оплакивал, от горя с ума сходил… Тебе ж их родным в лицо придется смотреть на суде!

– А нечего было лезть куда не положено… – Шихан помрачнел. – С весны по самую осень и грибники там шатались, и охотники. Откуда мне знать, что им в брошенной деревне надобно? А эти, с миноискателями, словно взбесились… Так и прут, так и прут…

– И как теперь мне поступить? – спросила я тихо. – Я ведь должна тебя задержать и сдать, куда полагается.

– Сдашь, не сдашь – вилами на воде писано, – усмехнулся дед. – А что самого клада касается, так не нужен он вам. Идола вы ищете, что воевода у инородцев силой отнял. Вернуть на место хотите. Мне ведь мальчонка, которого я на болоте встретил, все рассказал.

– Ищем – сильно сказано. Хотелось бы найти, но не знаем, как к этому кладу подступиться.

Дед смерил меня взглядом. Затем перевел глаза на Олега. Долго молчал, а мы терпеливо ждали, когда он заговорит снова.

– Ладно, – сказал он наконец, – все к тому шло. Сдуру полезете и тоже головы сломите…

Он тяжело вздохнул и опять, словно совета спросил, посмотрел на фотографии.

– Запись с собой? – спросил он сердито.

Я с облегчением вздохнула. Дед сдался. Я протянула ему бумагу. Лицо Шихана сморщилось, как печеная картофелина.

– Ишь, – сказал он, – целехонька!

Он перекрестился и бросил на меня мрачный взгляд.

– Смотри сюда! Буквы на концах креста не завет вовсе, а ориентиры, как воеводский схрон отыскать. А точки – расстояние в саженях. Каждая точка – сто саженей, но сажень та не обычная. Во времена Терскова около десятка разных было. Эта – церковная, метр восемьдесят шесть сантиметров. Копатели, видно, брали за основу ту сажень, которая только лет через сто в обиход вошла, в два метра шестнадцать сантиметров. Вот и посчитайте: с каждой разница в тридцать сантиметров. А если несколько верст, и каждая верста в шестьсот саженей?

– Как ты догадался, что сажень церковная? – спросил Олег. – Я тоже слышал, что разные существовали, и свыше двух метров, и меньше.

– Так, почитай, тридцать лет гадал, – прищурился Шихан, – вот и дошло наконец. – И ткнул пальцем в бумагу. – Гляди дальше: КНЬ – это Камень, утес на берегу Кайсыма. По сю пору так называется. Восемь точек от него на север, выходит восемьсот саженей, а по нашим меркам – без малого полтора километра. Далее идем по солнцу. Направление на восток: три точки – триста саженей, а это как раз МРЬ – марь, та самая священная роща.