Читать книгу "Легкий привкус измены - Валерий Исхаков"

Он, кстати, похоже, и не выискивает, он просто изучает лица, как бы приценивается к ним, как бы мысленно делает наброски - с тем, чтобы, когда из толпы выделится будущий клиент, его лицо уже было знакомо рисовальщику и легко и точно легло на свежий лист толстой, чуть желтоватой бумаги. Хотя, возможно, нужды в таких предварительных мысленных набросках у него вовсе и нет и Алексей Михайлович просто пытается навязать ему собственный журналистский метод (выхватить лицо в толпе и попытаться вообразить историю), он же просто развлекается, играет сам с собой на человечьих бегах, сам делает ставки и сам же их принимает, и сам расплачивается с собой - неважно, за выигрыш или за проигрыш, карман все равно один, в любом случае все удовольствие от того, что угадал, заранее увидел среди прочих своего клиента, достается ему одному, - а все неугаданные быстро и навсегда забываются.

Алексею Михайловичу становится интересно: выберет он их, угадает в толпе или пропустит равнодушно мимо? И выберут ли они с Катей его в конечном итоге? Ведь они пока что не видят образцов его мастерства, развешанных тут же, рядом с мольбертом, чтобы потенциальный заказчик мог оценить его по достоинству. Они пока что могут оценить его музыкальный вкус и, пожалуй, его нюх на будущего клиента. Для Алексея Михайловича этого уже достаточно, чтобы по меньшей мере заинтересоваться им и приглядеться к нему повнимательнее, но окончательный выбор не за ним, а за его возлюбленной - ей же песенка про Пабло Пикассо ни о чем не напоминает. Она из другого поколения.

Они медленно движутся в текучей толпе. Как обычно, Катя держит его под руку и, как обычно, не с той стороны. По этикету мужчина должен идти слева, исключение делается только для военных, которым правой рукой положено козырять, но так у них случайно сложилось с первой встречи, и они ничего не хотят менять. Алексей Михайлович специально бережет левую руку для своей возлюбленной. Когда ему приходится идти под руку с женой или с другой женщиной, он, как и положено по этикету, предлагает даме правую руку. Он ведь не военный, нет, все его офицерство началось и кончилось тем давним летом, под эту нехитрую мелодию:

Портрет твой,

Портрет работы Пабло Пикассо...

Алексей Михайлович чуть-чуть, незаметно, прижимает Катин локоть, наклоняет голову и целует лежащую поверх его левого рукава узкую холодную кисть. Зачем он это делает, он и сам не знает, но он должен время от времени целовать ей руку, чтобы полнее ощущать ее присутствие рядом, и Катя со временем поняла, что ему это действительно необходимо, и привыкла к этому и больше не ругает его за это, если только он не делает этого слишком часто.

Потом он поднимает глаза - и сталкивается взглядом с музыкальным рисовальщиком. Невозможно ошибиться в хитром, торжествующем выражении его глаз: он распознал в Алексее Михайловиче своего клиента. Он поставил на него, надо полагать, самую значительную сумму за весь сегодняшний день - и уверен, что огребет самый большой воображаемый выигрыш.

Так привычно причудливо, фантастично движется мысль Алексея Михайловича, ища замысловатые объяснения самым простым вещам. В плейере с записью любимых художником песенок мерещится ему музыкальная наживка. А во взгляде уличного рисовальщика - торжество по поводу угаданного клиента. Действительность же, как всегда, оказывается проще и понятнее. Рисовальщик оказывается бывшим учеником Кати, одним из тех, кого она успела обучить русскому языку и литературе, прежде чем уйти работать в банк - и один из ее прошлых уроков теперь оказывается оплачен бесплатным портретом, исполненным, это Алексей Михайлович должен признать, в самой что ни на есть устраивающей его добротной реалистичной манере.

Остался у меня

На память от тебя

Портрет твой,

Портрет работы Пабло Пикассо...

А вот тут старая песенка фальшивит. Хотя затея с портретом в общем и целом удалась, но в ней нет заслуги Алексея Михайловича. Он не успел объяснить Кате, что для того и привел ее сюда, чтобы заказать рисовальщику ее портрет. Он хотел сделать ей сюрприз - но сюрприз оказался ловушкой для него самого. Потому что Катя восприняла свой портрет как подарок от своего бывшего ученика - каковым он и был, в сущности, и не подарила его Алексею Михайловичу, как он рассчитывал, а забрала себе.

Понятно, что заставить ее позировать второй раз, для второго портрета, специально для него, Алексея Михайловича, было просто невозможно. И единственное, чем пришлось утешаться Алексею Михайловичу - это копией Катиного портрета. Она позволила ему отсканировать его у себя в редакции и взять себе копию, отпечатанную на лазерном принтере, себе же забрала оригинал.

В этом есть даже что-то символическое, думал Алексей Михайлович, с трудом втыкая кнопки в кирпичную стену своего рабочего кабинета. В чем тут символ, он вряд ли мог внятно объяснить даже самому себе. Однако у него давно уже было смутное чувство, что он с самого начала пользуется лишь копией Кати, в то время как где-то хранится в неприкосновенности ее драгоценный и недоступный оригинал.

11

Тайные мысли прорастают порой помимо нашей воли и воплощаются в дела, которых мы не ждали и к которым не были готовы. Наверное, именно это имели в виду древние, когда говорили: бойтесь желаний своих, ибо они могут исполниться. Наверняка имелись в виду именно эти, тайные, от самого себя скрываемые желания, потому что желания, прямо высказываемые вслух, не сбываются никогда.

Явным желанием Алексея Михайловича было заполучить Катю в свое полное и безраздельное владение навсегда. Он хотел не просто встречаться с нею, не просто пользоваться - никак нельзя было обойтись тут без этого противного и вроде бы неуместного слова, это неприятно, но правда: если человек не принадлежит тебе целиком, ты им только пользуешься, а он пользуется тобой, он хотел отнять ее у всего мира и спрятать в самом тайном, защищенном каталоге своего сердца. Так он это себе представлял, сидя в редакции за компьютером и мысля компьютерными терминами. Спрятать, замаскировать, сделать скрытым, защитить паролем - и притом непременно под NT, а не под Windows95, потому что только надежные старые NT дают нужное позарез ощущение безопасности и защищенности от постороннего вмешательства в твое тайное тайных.

Алексей Михайлович то и дело гневил Бога, в которого по-настоящему не верил, обращаясь к нему с богохульственными речами.

- Господи, - говорил он совершенно серьезно, - отдай мне эту женщину, и я уверую в тебя! Честное слово уверую. Не сойти мне с этого места!

Таково было его явное и не скрываемое желание. Но было и другое, тайное, в котором он не признавался самому себе - не потому что лгал себе или лицемерил, а просто потому что не знал, что втайне хочет его. Фрейдизм, он все же не на пустом месте возник, и если некоторые постулаты его кажутся нам порой чересчур примитивными, если мы отказываемся искать корень всего в якобы любви к собственной матери и ревности к отцу, то все же правоту Фрейда по части затаенных желаний, которых мы сами, без помощи психоаналитика, расшифровывающего тайные знаки наших снов, постичь не в состоянии, отрицать трудно. Таким скрытым, непонятным ему самому желанием Алексея Михайловича было желание избавиться от каторги регулярных походов в тайное убежище на улице Сакко и Ванцетти.