Читать книгу "Наследство из преисподней - Виталий Гладкий"

– Мной интересовались? – спросил я на всякий случай.

– Да.

– Первые или вторые?

Под "первыми" я подразумевал правоохранительные органы, а под "вторыми" – братков.

– И третьи, – быстро ответила Галюня.

– Ого!

– Вот именно. Все, извини, мне некогда. Звони.

– Обязательно.

В трубке раздалось "би-би-би…" Похоже, к Галюне заявились товарищи в погонах. А может, я сгущаю краски? Но то, что они снова проявили повышенное внимание к моей скромной персоне, это несомненно. Кстати, а кого Галюня поставила под третьим номером?

Вопрос…

Последний звонок я сделал в змеиное логово, возглавляемое ползучим гадом с птичьей кличкой Грач. Это был рискованный ход, но крайне необходимый.

Без поддержки, пусть и такой весьма сомнительной, и даже опасной (впрочем, мой родной город превратился для меня в сплошное минное поле с разными смертельными сюрпризами и ловушками), мне дальше не продвинуться.

Тормознут меня где-нибудь в лесочке и закопают в ямке, а спустя некоторое время вырастет на этом месте дерево, скорее всего, дуб. Почему дуб? А потому, что лишь имея дубовую башку можно было позариться на богатые дары врага и заглотнуть крючок с наживкой до прямой кишки.

Увы, назад хода нет. Или, в конце концов, я сяду лет на десять, или получу контрольный выстрел в голову.

Третий вариант почему-то не просматривался. А может, я просто не хотел его замечать. Чтобы не смущать себя несбыточными чаяниями.

– Кто звонит?

Голос Грача в трубке показался мне омерзительно холодным, словно я прикоснулся к замороженному трупу.

– Стив, – коротко ответил я.

– Понял… Есть новости?

– Да. Нужно встретиться.

– Я готов. Когда?

– Прямо сейчас.

– Хорошо. Приезжай в мой офис.

– Нет. Нужна нейтральная территория. И желательно, чтобы ты не притащил за собой "хвоста".

– Это сложнее… – Грач задумался. – Помнишь нашу "Площадку"? – спросил он спустя минуту.

– Еще бы не помнить…

– Я буду там где-то часа через полтора. Если задержусь – подожди.

– Договорились…

"Площадкой" назывался бывший летний театр в городском парке. Он уже на моей памяти пришел в негодность.

Время его расцвета – пятидесятые годы – сменилось безвременьем застоя, когда всему народу все было до лампочки. Поэтому и сцену, и "ракушку", исполняющую роль задника, красили и подновляли все реже и реже.

В конце концов дерево, из которого был построен театр, сгнило, кирпичный забор частично развалился, а на его уцелевших участках некие смельчаки написали целую энциклопедию народной мудрости. Там были и короткие анекдоты, и матерные афоризмы, и меткие характеристики членов политбюро, и шаржи на городских боссов, и даже – о, ужас! – пасквили на всесильный КГБ.

Надписи регулярно – к праздникам – закрашивались, но они, словно по волшебству, снова появлялись на тех же местах. Поговаривали, что к этому делу приложило руку ЦРУ – для дискредитации социалистического строя, но я точно знал, что это не так.

Дело в том, что оставить свой "автограф" на заборе считалось высоким шиком среди городской босоты.

Пацаны предполагали, что менты и гэбэшники могут вести наблюдение за летним театром, поэтому на такое "дело" шли самые отчаянные и быстрые на ногу, а тексты им придумывали те, кто поумней.

Впрочем, даже самые тупые находили, что сказать своим правителям и вообще всему миру. Их лозунги отличались краткостью, афористичностью и доходчивостью.

Каюсь, но я тоже приложил руку к этому "чистописанию". Уж не помню теперь, что я там накалякал, но когда поставил точку и рванул на ход, кровь в моих жилах просто бурлила от переизбытка адреналина.

А вообще в городском парке возле "Площадки" собирались "дуэлянты". Это было место, где выясняли отношения сам на сам. Правда, по окончании "дуэли" в сражение нередко вступали и "секунданты". Но то уже были издержки процесса…

В парк я приехал сразу же после звонка. Я лишь остановился на пару минут возле киоска, где купил закурить и литровую бутылку "кока-колы" – чтобы легче было время коротать.

Но прежде, поставив машину на платную стоянку неподалеку от парка, я разведал окружающую обстановку.

Это для того, чтобы в случае каких-либо осложнений, знать, в какую сторону рвать когти и где прятаться.

Военная привычка, которая вошла в плоть и кровь…

Грач опоздал на целый час. Я уже замаялся считать ворон и смолить сигареты.

Его прибытие сопровождалось знамением – неожиданно на солнце набежала туча, грянул гром и… Нет, дождь не пошел. Вскоре лик светила очистился до полной ясности и засиял пуще прежнего.

Это природное явление посеяло в моей душе зерна тревоги, которые вскоре проросли ростками дискомфорта и даже страха, что сильно меня озадачило. С чего бы?

Но Грач к знамению отнесся безразлично. Он лишь кивнул, и тут же ему дали зонтик.

Конечно же, Грач приехал не один. Сколько его телохранителей шуршало по кустам парка, сказать было трудно. Я видел только четверых, стоявших поодаль с оружием наготове. Каждый из них держал свой сектор обстрела – это я понимал и без объяснений.

– Ну, что там у тебя? – грубо спросил Грач, не ответив на мое приветствие.

Руку он тоже мне не подал, и я тихо, с облегчением, вздохнул. Подержишься за дерьмо, весь день будет от тебя вонять, никакое мыло, даже очень дорогое и душистое, не поможет убрать этот запах.

По крайней мере, из подсознания.

– Скажи, это твои люди меня преследовали?

– Где?

– На природе.

– Стив, не мели чепуху! Мы с тобой уже разобрались, у нас есть уговор, зачем мне его нарушать? У меня других проблем хватает.

– Понял. Это первое. И второе – мне нужно знать, кому принадлежат эти машины…

Я дал ему клочок бумажки, где были написаны номера двух импортных автомобилей, которые привезли к клинике Алика Логвиненко братву.

– Это касается той самой проблемы? – остро взглянул на меня Грач.

– Впрямую.

– Момент…

Грач позвонил по мобилке и продиктовал кому-то без лишних объяснений номера.

Понятное дело, собеседником бандита был какой-то крупный милицейский чин. Ну почему человек такая продажная тварь!? Для многих честь, совесть, порядочность – пустой звук. Их не пугает даже ад в потустороннем мире за совершенные грехи, обещанный разными религиями.

Миром правит Большая Ложь, которая сжирает у человека все самое лучшее, что дано ему от рождения.