Читать книгу "Возмездие теленгера - Михаил Белозеров"

– С какими оккупантами? – спросил Костя.

Никаких оккупантов он и в глаза не видел. Если Петр Сергеевич имеет в виду кайманов, то это вроде свои, только мутанты. А американцев они лишь на Стене и видели, да и то они были такими доброжелательными, что даже маски подарили. Какие же это враги? Нет, если покажут на кого-то пальцем, будем бороться, куда денешься. Или я чего-то не понимаю? – подумал он в растерянности. Не было у него злости ни к кому конкретно. Должно быть, я еще чего-то не понимаю, решил он и сказал на всякий случай:

– Кайманы без американцев – не сила!

Петр Сергеевич согласился:

– Верно, не сила, и у меня такое же мнение. Да мы их в бараний рог за неделю скрутим! Ешкин кот! – И требовательно посмотрел на Костю, ища подтверждения своим словам.

– А больше я оккупантов не знаю, – добродушно признался Костя.

– Ладно, бог с ними, с оккупантами, – закруглил разговор Петр Сергеевич и со вкусом отхлебнул чаю. – Ты сам-то пей, пей, – сказал он, пододвигая ему сушки, твердые как камень. – В чай макай и пей, – посоветовал он. – Я хочу одно понять, вот ты говоришь, что вы «мстители». И это хорошо! Предположим, я тебе верю. Я еще ни одного «мстителя» в глаза не видел. Но, во-первых, кому и как ты собираешься мстить? А во-вторых, что нам потом, после падения пиндосов, делать? Как народ в города привлечь, чтобы здесь снова жизнь бурлила? Я, например, хочу для народа Петергоф открыть! Пусть любуется неземной красотой! А что?! Я думаю, что на красоту он пойдет, как голодная рыба на крючок!

– Я не знаю… – растерянно пожал плечами Костя. – Нам Захар Савельевич об этом ничего не говорил, то есть он, конечно, говорил, что надо захватывать власть, но как конкретно, я не знаю.

– Ага, значит, все-таки говорил?! – приподнял одну бровь Петр Сергеевич.

– Говорил, что мы должны российскую власть установить.

– Это хорошо… – снова в задумчивости отхлебнул чаю Петр Сергеевич. – А как конкретно ты мстить собираешься?

Костя на мгновение задумался, и эта заминка не ускользнула от внимания Петра Сергеевича. Лицо его сделалось весьма располагающим к откровению, даже усы подобрели и уже не так воинственно торчали в стороны.

– Есть такая штука…

И Костя чистосердечно рассказал Петру Сергеевичу обо всем том, что рассказывал ему Дядин, но до самого того момента, где надо было ехать в Кронштадт, – сообщать об этом у Кости язык не повернулся. Оставил он себе крошку тайны. Поостерегся на всякий пожарный, чтобы потом не жалеть.

– Значит, тебя в детстве закодировали?! – удивился Петр Сергеевич. – Ешкин кот!!! «Записали» в тебя не только то, что ты должен увидеть, но и то, что должен пережить?! Да-а-а, брат…

– А как это так? – наивно спросил Костя.

– Это, брат, наука, – призадумался Петр Сергеевич. – Я и сам не понимаю. Ишь ты, поди ж ты! – снова возбудился он и почесал грудь там, где кончалась тельняшка. – Понимаешь, в чем дело, именно так я себе это и представлял. Значит, – в задумчивости произнес он, – это не сказка и не народный фольклор, а это реальность. Значит, это он тебе все говорил?

– Не только мне, – простодушно смутился Костя. – Захар Савельевич сказал, что нас много было, но что я теперь один остался.

– Хм… – в еще большей задумчивости почесал затылок Петр Сергеевич. – Так уж и один?

– Сказал, что один, – скромно потупился Костя.

– Ну, один так один. Какая, собственно, разница? А что же вы к «сопротивлению» не обратились?

– Я не знаю. Захар Савельевич об этом ничего не говорил, может, из-за секретности операции? – предположил он.

– Ну что ж… – согласился Петр Сергеевич, водружая на голову бескозырку. – Может, очень даже может быть. А не показался ли тебе ваш Захар Савельевич каким-то странным?

– Да нет… – подумал Костя и вспомнил все свои мнимые и явные обиды, но разве обиды могут быть странностями? – Вроде нет, – сказал он. – Не заметил…

– Так вроде или нет? – будто бы на всякий случай уточнил Петр Сергеевич.

– Нет, – ответил Костя. – Не было странностей.

– Ну-ну… – многозначительно сказал Петр Сергеевич, поднимаясь. – Где-то я его уже видел, вашего Захара Савельевича, а где, припомнить не могу. Ну да бог с ним. Сейчас вам вернут оружие, можете отдыхать, а мы с вашим Дядиным будем думать, что делать дальше. Все это надо держать в тайне, и о «мстителях» больше не распространяйтесь. Говорите, что вы из «сопротивления». Для моих архаровцев что «сопротивление», что «мстители» – один черт.

– Есть не распространяться! – радостно отозвался Костя, чувствуя, что освобождается от тяжелой, как пудовая гиря, ответственности.

– Кажется мне, что твой отец как раз и занимался системой «мертвая рука-два». Может, я, конечно, и не знаю деталей, сам понимаешь, в армии дисциплина на первом месте. Там за длинный язык можно было здорово пострадать, тем более в таком важном деле, как засекреченный пункт связи, но кое в чем я, брат, разбираюсь неплохо. Кое-какие детали дают мне основание думать, что этот пункт находится не так чтобы далеко, можно подумать, что даже в Финском заливе. А если это так, то мы хоть завтра запустим ретрансляционную ракету и пиндосам конец.

Страшно удивился Костя и вздохнул с облегчением, потому что кое-что вспомнил еще тогда, в квартире, взглянув на фотографию отца на фоне флага: надо ехать в Кронштадт. А в Кронштадте есть ключ ко всем-всем воспоминаниям. Но раз Петр Сергеевич говорит, что знает, как и куда идти и что делать, то так тому и быть.

С легким сердцем, ни о чем больше не заботясь, Костя покинул апартаменты Петра Сергеевича и направился в ту сторону, откуда был слышен безудержный смех.

* * *

Ржали, конечно, пьяненькие Чебот и Телепень. Кто же еще? Кто еще так легко способен был переносить невзгоды и удары судьбы? Только свои, теленгерские. Им залихватски вторили архаровцы Петра Сергеевича. Особенно заливались двое: Буланов и рыжий, конопатый Витек. Буланов в порыве веселья бился головой об стенку, у него были длинные белые волосы до плеч, и поэтому ему Костя симпатизировал больше, чем злобному Витьку с мордой, похожей на поджаренный блин.

Пили бражку, черпая ее кружками из большого котелка.

– Привет!!! – заорали все, кроме рыжего, конопатого Витька, который, напротив, исподтишка показал Косте кулак, при этом сохраняя на морде вполне дружелюбное выражение.

Впрочем, этого никто не заметил, потому что все были возбуждены бражкой и какими-то сладко-вонючими сигаретами. Если в деревне курили настоящий самосад, то по сравнению с ним это была очень специфическая дрянь. Костя вспомнил, что так пахло в кабаке «Петровский», в котором они напились, а еще он вспомнил, что Малаха говорил о наркотической конопле.

– Садись! – закричали все. – Садись!

Ему освободили место, как почетному гостю, во главе стола и тут же налили. Часть банды действительно пила водку с какао и находила в этом особый шик. Это было их фирменное пойло. Костя от такого напитка вежливо отказался и предпочел знакомую бражку. Он почувствовал, как горячая и сладкая волна пробежала в желудок, и тут же захотел есть. Ему сунули здоровенную голень, и он принялся с жадностью обгладывать с нее мясо, закусывая черным хлебом и солеными, хрустящими огурцами. А когда насытился и поднял глаза – о боже! Мир озарился яркими красками, потому что на него смотрела очень красивая женщина, такая красивая, как осенняя лиса-огневка. Костя от неожиданности поперхнулся и густо покраснел, а затем отложил в сторону кость и тыльной стороны руки вытер жирный рот. Женщина смотрела на него неотрывно и очень внимательно. Она не участвовала в общем галдеже, а словно отгородилась от банды глухой стеной презрительного равнодушия.