Читать книгу "Почти как три богатыря - Николай Шмигалев"

Конечно же, в пути он частенько хватался за рукоять своего верного меча, заслышав призывы о помощи, и мчался туда, где срочно требовались его сила и доблесть. Но каждый раз ему приходилось разочарованно отпускать рукоять, так и не оголив лезвия. Помогать чинить отвалившееся колесо крестьянской телеги, пусть и на безлюдной лесной дороге, пусть и в надвигавшихся сумерках, или разнимать дерущийся у придорожной корчмы пьяный сброд, пусть и все на одного, пусть и с ножами, было делом далеко не рыцарским и могло лишь, как ему казалось, навредить его будущему имиджу. В такие моменты Освальд опускал забрало и, презрительно глядя сквозь смотровые щели в нём, бряцая начищенными латами, гордо проезжал мимо, не реагируя на мольбы о помощи.

Годы шли, доспехи теряли первоначальный блеск, покрывались ржавчиной, рыцарь с лошадью старели, а подвиг всё никак не подворачивался.

С годами Освальд стал сентиментальнее и уже не раз ловил себя на мысли, что готов помочь даже черни, пусть то будет оступившаяся в канаву уличная девка или упавшая в овраг овца у какого-либо юного пастушка. Но о помощи его уже никто не просил. Когда он в очередной раз появлялся в деревне, или кому-то встречался в пути, все замолкали, провожая настороженным взглядом «ржавого рыцаря» с закрытым забралом. Даже пьяные кабацкие дебоширы останавливали выяснение отношений, пока тощий круп его рыцарского коня не скрывался в другом конце селения.

За годы странствий Освальд так и не обзавёлся семьёй. Ни одну девушку, встреченную им на своём пути, в приветливо (на первых порах, естественно) открытых дверях домов благородных маркизов или баронов, он не смог назвать своей дамой сердца: у одной слишком пухлые «неаристократические» губы, у другой – смуглая «неблагородная» кожа, у третьей – большой «крестьянский» бюст. Уязвлённые его спесивой дотошностью девушки, что поделать, ну никак не походили на тот образ, который он рисовал в своих вполне прагматичных фантазиях.

Освальд продолжал свой путь в одиночестве, и по прошествии стольких лет тоже уже не раз подумывал плюнуть на свои рыцарские «идеалы», и назвать дамой сердца, уже какую-нибудь даму из пусть нищего дворянского рода, или, чего себе врать, даже и не дворянку, пусть прачку, но чтобы хоть кто-то рядом.

И здесь рыцаря ожидало красивое рыцарское слово «фиаско», то есть поражение. Никто из дам ему больше приветливо не улыбался, да и крестьянки брезгливо отворачивались, только заприметив его ржавое суровое забрало.

Дело в том, что забрало шлема, заржавело в опущенном состоянии, поэтому даже при всём желании Освальд уже не мог открыть своё, пускай обильно покрытое паутиной морщин, но ещё довольно красивое, даже для рыцаря, лицо. А снимать шлем он не хотел, покамест ещё верный отдельным статьям рыцарского кодекса чести, запрещавшим появляться на публике «простоволосым», то есть с непокрытой головой.

Зато время скитаний щедро наделило его другими рыцарскими «знаками отличия», пусть не такими явственными, но, тем не менее: из-за долгого сидения в седле у него развился радикулит и геморрой, из-за, в основном, сухой пищи его мучили боли в желудке, а извечная неласковая спутница погода, наградила его хроническим насморком. И хоть кажется всё это довольно забавным приобретением для рыцаря, Освальду с такими спутниками, поверьте, было не до смеха.

Так он и продолжал свой путь: одинокий, больной, бесславный и «ржавый» во всех смыслах этого слова.

Даже его верный рыцарский конь, превратившийся со временем в старую лошадь, а затем в беззубую клячу, которой по всем лошадиным срокам полагалось отойти в мир иной, и давно уже в тайне мечтавший издохнуть от такой жизни, но всё ещё, словно проклятый, продолжавший тащить на своём хребте бряцавшую ношу, в очередной раз, заслышав голос хозяина, пытавшегося поговорить хоть с ним, недовольно всхрапывал и мотал головой, давая понять Освальду, что слушать его не намерен.

Поэтому рыцарь дремал, а старая кляча каурой масти, погружённая в свои далеко не радужные мысли, понуро плелась по узкой лесной тропинке.

– Помогите! Помогите человеку плохо! – внезапные женские крики о помощи как рукой сняли послеобеденную дремоту Освальда. – Помогите хоть кто-нибудь!

Крики раздавались из чащи. Его конь, услышав тревожные голоса из глубины леса, запрядал ушами и оглянулся на хозяина с немым вопросом в глазах.

– Вперёд мой верный Росэфал! – протяжно произнёс Освальд, ещё не веря своему счастью: кто-то позвал его на помощь.

Услышав воинственный голос хозяина, Росэфал развернулся и, продираясь через заросли, потрусил на крики.

Вскоре лес расступился, и перед взором рыцаря открылась залитая солнцем поляна. Освальд пересёк небольшой ручей и выехал на поляну. На другом её краю он увидел прекрасную юную деву в белом пышном платье с кружевами, державшую на преклонённых коленях голову измождённого старца. И девушка, и старец показались ему знакомыми. Возможно какой-нибудь граф с дочерью, из тех, у кого он искал свою даму сердца.

– Сюда! На помощь! – перебила его мысли девушка, замахав рукой, но только Освальд направил коня в их сторону, как за его спиной раздалось лошадиное ржанье, и испуганный возглас красавицы. – О-о боже, он вернулся! Бегите благородный рыцарь!

Освальд, и не помышляя о позорной ретираде, развернул своего коня навстречу пока невидимому врагу и увидел в том месте, откуда он только что выехал, чёрного рыцаря на гнедом коне. В отличие от его собственных почерневших от времени лат, доспехи врага были из чёрной стали, отливали вороньим крылом в бликах солнца, а лицо было сокрыто, как и лицо Освальда за опущенным забралом, чёрного шлема с чёрными же страусинными перьями на макушке. В правой руке рыцарь держал длинное копьё, а на его щите, одетом на левую руку, красовался герб, на котором была изображена корона, водружённая на голый человеческий череп.

– Это он нас загубил! Он вернулся, чтобы добить нас! – крикнула девушка и, разрыдавшись, прильнула к груди старца.

О таком везении Освальд не мог и мечтать. Вот что значит, дождался своего часа.

– Не быть сему! – произнёс он, впервые за все годы странствий, оголив свой меч для благого дела. С лезвия лёгкой пылью слетела ржавая труха, но Освальда это нисколько не расстроило и не остановило. Разве заржавевший меч препятствие для настоящего подвига настоящего героя.

Увидев его недружелюбное движение, чёрный рыцарь опустил копьё и вонзил шпоры в своего скакуна. Конь взвился на дыбы и помчал всадника навстречу Освальду.

«Эх, где ты, моё верное копьё? – успел подумать Освальд, замахиваясь на приближавшегося противника мечом, – ну и щит…» – выбитый из седла, припомнил он, падая на землю, ещё об одном рыцарском атрибуте.

Его разум покрыла чёрная траурная пелена.

Сознание возвращалось медленно, но верно.

Сначала Освальд почувствовал рядом тихое сопение, а затем прикосновение влажного платка к его давно небритой щеке.

«Неужели та самая девушка!» – яркой вспышкой мелькнуло в его тяжёлой и без шлема голове.