Читать книгу "Расеянство - Братья Швальнеры"

связывала Азэми и Нигицу. Они учились в одном классе, и понятное дело, что на выпускном объяснились друг другу в чувствах не только словесно. Затем Нигицу ушел в армию, и Азэми встретила Мисиму – совсем тогда еще юного парня, слушателя школьных курсов. Мужское достоинство Мисимы не уступало тому же показателю Нигицу-сана, а потому Азэми, недолго думая, отдалась ему, вскоре после чего почувствовала первые признаки беременности. Ждать времени не было, и они зарегистрировали брак. Уже позже выяснилось, что то, что Азэми приняла за беременность, было всего лишь алкогольной интоксикацией… Как же плакала и сокрушалась Азэми о своих впустую растраченных чувствах! Но разводиться было уже не впору – Нигицу тогда встретил свою Мицумо, и о возвращении к былой любви не помышлял. Так они и жили. Азэми ввиду раннего аборта не могла иметь детей, и Мисима от души потешался с ней по ночам. А Нигицу, периодически напиваясь, вспоминал свою былую любовь – но, как это часто бывает, не по причине сохранившихся чувств, которых, к слову сказать, и не сохранилось, а в целях восстановления некоей исторической и социальной справедливости. К несчастью, такое случается в жизни очень часто – мы желаем кому-то отомстить, используя в качестве инструмента мести чувства другого, не подозревая в то же время, что, вступая в игру, мы автоматически принимаем ее правила. Начав играть с чувствами другого, ты непременно задействуешь в этом и свои собственные чувства. И когда игра закончится, другому, может, и будет хуже, но его боли ты не почувствуешь – а вот от своей спасу точно не будет.

–И чего приперся? – ласково улыбаясь, спросила своего гостя Азэми.

–День рождения у меня, – ставя на стол бутылку саке, отвечал Нигицу.

–Врешь, у тебя же в феврале…

–А сегодня второй…

–Какой еще второй?

–Вот до чего ты нелюбопытная… Всю жизнь меня любишь, а толком ничего про меня не знаешь…

–Ой, брось ты заливать! Кто это любит-то? Может, ты по мне вздыхаешь?

–Дак это… Оба…

Азэми раскраснелась. В воздухе повило молчание. Вскоре она прервала его.

–Чем заливать, лучше наливай!

Нигицу дважды просить не пришлось – и уже спустя секунду оба морщились от терпкого привкуса самостоятельно приготовленной другом мужа саке.

–Так чего ты там про день рождения нес?

–Я ж ведь когда в армии служил, гонщиком был. Так вот как-то раз сажусь я значит за руль, рядом штурман мой… Гоним… сто, сто пятьдесят, двести… Внезапно в машине патрубок лопается, грохот, мы в кювете. Я глаза открываю – а на пассажирском сиденье труп…

Нигицу безбожно врал. Но делал это с таким выспренним и пафосным выражением лица, что даже искушенный слушатель мог поверить ему.

–Я с тех пор и запил-то так зверски. Считай, что родился второй раз…

Азэми от ужаса прикрыла рот рукой.

–Да ладно тебе?

–Отвечаю. Гадом буду, – отмахнулся Нигицу, вновь наполняя стаканы. Снова выпили. Нигицу продолжал.

–А ты знаешь, я иногда думаю, что лучше бы я тогда вместо Васьки-штурмана разбился.

–Типун тебе. Чего это ты?

–А нахрена мне все это надо-то было без тебя?

–Что – все?

–Ну, жизнь, работа, армия, семья… Зачем? Когда тебя нет, то и жизнь не мила…

–Скажешь прямо, жизнь не мила…

–Говорю тебе – иногда просыпаюсь, а жить неохота. Ни на работу идти, ни делать ничего не хочу. Даже пить – и то не хочу, – при последних словах он воздел палец к небу так, словно предметом разговора был Его Величество Император. От важности сказанного Азэми изумилась – она знала истинное значение саке в жизни Нигицу, и потому такую его жертву не могла не оценить по достоинству. Видя ее реакцию, собеседник стал петь Лазаря пуще прежнего, а веки его начали влажнеть.

–Это ведь мы, грешные люди, таракашки земные, обмануть друг друга можем, – говорил он, стуча ребром ладони по столу, – а ведь Бога-то не обманешь, Он все видит. Видит, как мы мучаемся тут друг без друга. Ну? Разве не так? Ты без меня, а я без тебя?! Так ведь не должно быть! Не должно, не должно слышишь… – Нигицу зарыдал крокодильими слезами и уронил плачущую голову на большую грудь Азэми. Она с сожалением и трогательной нежностью, воскрешая в памяти картины былой любви, стала гладить его по затылку, приговаривая всякие нежности. И на минуту ей показалось, что не было всех этих почти двадцати лет, не было разлуки, не было никаких взаимных подлостей и гадостей. Он показался ей по-прежнему таким же красивым… и даже наверное еще красивее, чем раньше. Она взяла его лицо своими мягкими и сильными руками и притянула к себе. Они слились в поцелуе, и сами не заметили, как это прикосновение губ унесло их на вершины блаженства, где людям свойственно забывать о времени, о приличиях, о законах – обо всем на свете…

И, конечно, о некстати уехавшем и еще более некстати вернувшемся муже. Сознание вернулось к Азэми, когда она увидела его с занесенным над ней и спящим кверху задом Нигицу топором в дверях супружеской спальни.

Она неистово вскричала.

–Не ори, дура, – резким и не терпящим возражений тоном парировал Мисима. И хоть она была крупнее и сильнее его в разы, но сейчас уверена была, что, доведенный до отчаяния картиной увиденного, он способен оставить и от нее, и от ее нерадивого любовника рожки да ножки. Последний тоже быстро среагировал на крик. Оторвав лицо от подушки и дыхнув на Азэми перегаром, он промямлил:

–Чего орешь?

Ответить ему она не могла, только размахивая руками и издавая какие-то нечленораздельные звуки. Он повернул голову и увидел Мисиму в полной боевой готовности.

–Колян, ты чего? Мы это… Ты не подумай, мы не того…

–Я считал тебя другом, Нигицу-сан…

–Да все нормально, ну с кем не бывает, бухой я был, вот и затащила она меня… Сам же знаешь, сука не захочет, кобель не вскочит…

В мгновение ока былой флер слетел с глаз Азэми. Она окинула бывшего возлюбленного пронизывающим взглядом и, не говоря ни слова, нанесла ему несколько настолько сокрушительных ударов сжатыми и напоминающими молоты руками, что тот махом свалился с кровати и ретировался с поля боя уже на карачках.

Проводив его взглядом, Нигицу бросил топор и плюнул себе под ноги.

–Милый, – с криком бросилась Азэми ему в ноги и стала обнимать колени супруга. Он брезгливо отмахнулся от нее:

–Уйди, дура…

До вечера самурай где-то бродил. Потом вернулся. Отужинал. Выпил. Спать лег