Читать книгу "Моя безумная фантазия - Карен Рэнни"

Она быстро избавилась от одежды, которую надела несколько минут назад. Ее руки или его — это не имело значения — расстегнули крючки и пуговицы. Он помог ей снять новые туфли, ласково поглаживая ее ступню.

Ей показалось, что он повел ее к большой кровати, но возможно, он взял ее на руки. У нее над головой был вышит геральдический щит, бесконечные ярды вышитого шелка спадали складками полога. Ложе было роскошным, старомодным, а ей было настолько все равно, что она могла бы лечь и на солому. Халат Арчера распахнулся, на его обнажившуюся грудь легли тени. Мэри-Кейт протянула к нему руки, и он задержал их, стоя у кровати и пристально смотря на Мэри-Кейт.

— Ты похожа на картину, — прошептал он дрогнувшим голосом.

Она позже назовет это нежностью, возможно, представит и нечто большее.

Он встал на колени у кровати и положил ладонь на правую грудь Мэри-Кейт, его кожа была слегка шершавой, и прикосновение вызвало волну разных ощущений. Как будто они только сейчас становились любовниками, как будто никогда не проводили вместе долгих часов, словно он никогда не целовал ее, не гладил кончиками пальцев каждую округлость, каждый изгиб ее тела.

Пиршество ощущений! Здесь — легкое, как перышко, прикосновение. Там — дразнящее пощипывание. Мягкое, соблазняющее покусывание, холодок его зубов на коже, нарастающее биение сердца, дрожь желания.

Одним движением он вошел в нее, в ее жаркое лоно, словно напоминая ей о чисто телесном соединении, а не о духовном. Он не стал возбуждать ее, он обещал ей насыщение.

— Пожалуйста. Она произнесла одно-единственное слово в тишине, и он поднял голову и посмотрел ей в глаза.

Она отдавалась чувству, названия которого не знала. Он дотрагивался до нее и раньше, но не так, чтобы каждый дюйм его тела соприкоснулся с каждым дюймом ее кожи. Они были, как две кошки в лучах рассвета, и, наверное, издавали такие же звуки. Он дразнил ее, покидая, и снова толчком проникал в ее лоно. Никакого совращения, никаких сладких слов, только жажда, которую нужно утолить. Она лежала, распростершись под ним. Он покусывал ее за подбородок, за плечо, за торчащие соски. Она царапала ногтями его плечи, спину, бедра. Он крепко сжимал ладонями ее талию, она выгибалась навстречу его движениям. Она была тугой, горячей и влажной. Он был твердым, горячим и сильным.

Он походил на дикое животное. И не поэтому ли ее сердце билось так громко, а чувства, которые он в ней пробуждал, пугали и вместе с тем дарили блаженство?

Такое желание длится, кажется, вечность, но прошло лишь несколько мгновений, и она начала стонать. Звук сладострастия, призыв к завершению, глашатай древний, как восход, ворвавшийся в комнату.

Она закусила нижнюю губу, он накрыл поцелуем ее рот и заглушил стоны в тот момент, когда она проваливалась в черноту. Через миг, через несколько секунд — сто лет спустя она сжала его в объятиях, когда он полетел в ту же пропасть.

— Это все, мэм?

— Да, спасибо, Питер, — отозвалась Берни. Он обернулся на пороге и посмотрел на нее:

— Стало быть, и вправду уезжаешь?

Она закончила обследовать пустой шкаф, убедившись, что ничего не забыла на этот раз. Так, должно быть, мышь помечает «вою территорию — безделушка там, сумочка здесь: ненужные обломки ее жизни, разбросанные по трем континентам.

— Я сделала, что намечала, Питер. Чего ради мне оставаться?

— Да я и не прошу, Берни.

Что делает мужчин столь привлекательными? Может, то, что иногда они напоминают взрослым женщинам их мальчиков, когда с обидой оттопыривают нижнюю губу и замыкаются в тяжелом молчании? Но Питер нисколько не напоминал ребенка, когда стоял с проступившими под тяжестью ее сундука мускулами и сердито на нее смотрел.

— Ты хороший человек, Питер. Я уверена, что ты найдешь более подходящую тебе по возрасту женщину, которая будет тебе приятна.

Ради гордости надо еще что-нибудь сказать. И ее лицо покрылось нежным румянцем. Она будет скучать по нему, и не только по ночам, которые оживили ее пребывание в Сандерхерсте, но и по его добродушному юмору, по его способности глубоко понимать человеческую природу, по смеху, который они делили.

Ну да ладно. Он не для нее. Он и силен, и красив. Она старше его, слегка потрепана и ищет что-то, чего и сама пока не знает.

— До Сандерхерста я был моряком, Берни. Я повидал мир и большую часть того, что в нем есть. Я младше тебя всего на пять лет, но готов побиться об заклад, что знаю достаточно, чтобы свести эту разницу на нет.

— Но я не из тех, кто сидит на одном месте, Питер. Если я останусь в Сандерхерсте, я лишусь рассудка, как Сесили Моршем.

— А я и не прошу тебя об этом.

— Удобства даже на самом лучшем корабле Сент-Джона нельзя назвать таковыми, могу тебя заверить.

Она еще раз сунула голову в пустой шкаф, скорее для того, чтобы скрыть пылающие щеки, а не проверить, не осталась ли там все же какая-нибудь вещица. А может, чтобы остудить возникшее возбуждение?

— Но гамак-то там найдется, Берни?

— Путешествие до Китая очень долгое, Питер, несколько месяцев.

Она оторвалась от шкафа, блеска в ее глазах поубавилось, но ей не удалось придать им выражение безразличия.

— Сейчас, Берни, ты кажешься не матроной или графиней, а молодой красавицей накануне большого приключения. У меня просто сердце сжимается при виде этой картинки.

— Мы мило провели с тобой время, Питер. Спасибо. Достаточно ли решительно и сдержанно это прозвучало? В конце концов, она не святая.

— Мне и самому это путешествие помнится утомительным, Берни. Я чуть не помер там с тоски.

— Возможно, в компании бывалого моряка оно покажется не таким ужасным.

— Во время своего последнего плавания я был боцманом.

Он поставил сундук и направился к ней.

— Достойное звание.

— Но ниже, чем титул графа, Берни. Ты должна осознать это.

— Так же, как и свой возраст, Питер.

Он улыбнулся, осветив белозубой улыбкой загорелое лицо.

— Значит, графиня, мы можем считать себя спутниками в путешествии? Вы — с вашим возрастом, и я — с моим ограниченным будущим?

— Не могу смириться с мыслью, что тебе эта сделка принесла меньше, Питер. Ты уверен, что не прогадал?

Он уже был рядом с ней, с легкостью приподнял и крепко поцеловал, не оставив никаких сомнений в своей полной уверенности.

— До Китая чертовски долго плыть, Берни, любовь моя. Я все возьму на себя. И когда мы доберемся до места, посмотрим, что будет с нашей сделкой.

Мэри-Кейт проснулась час спустя. Она лежала рядом с обнаженным мужчиной. Как приятно прикосновение другого тела, особенно такого большого и теплого!

Он спал, повернувшись на бок и вытянув руку, словно желая остановить ее, не дать уйти. Она долго смотрела на Арчера, освещенного лучами утреннего солнца.