Читать книгу "Ключ из желтого металла - Макс Фрай"

— Ты и в прошлый раз не спал, — отрезала она. — Не так все просто, не обольщайся. Надо тебя отсюда как-то вытаскивать. Идти в другой вагон бесполезно, это я уже поняла. Прыгать на ходу из поезда ты, конечно, откажешься, потому что не понимаешь, что происходит. А я не смогу убедительно объяснить. — Мирра немного подумала и неохотно добавила: — Но вообще-то, я не уверена, что это поможет.

— Ну, слава богу, — вздохнул я. — Потому что прыгать на ходу из поезда я пока не готов.

— Конечно, ты пока не готов, — невесело усмехнулась она. — Надо было подождать, пока ты еще раз сорок проснешься в своем купе. А потом уже серьезный разговор заводить.

— Еще сорок раз? — тупо переспросил я.

— Можешь заменить сорок любым числом по своему усмотрению. Тысяча тебе нравится? А две тысячи? А пять? Не стесняйся.

— Мне в данном контексте даже число один не очень нравится. Хватит с меня.

— Верю, — серьезно сказала Мирра. — Только не понимаю, как тебя вытащить. Вроде пока мы разговариваем, ситуация более-менее под контролем. Можно попробовать просто поболтать до утра. Единственное, что…

Она замолчала. Задумчиво накручивала на палец разноцветные локоны, один за другим, поочередно, смотрела на меня исподлобья, не то сочувственно, не то враждебно, поди разбери.

— Что? — нетерпеливо спросил я.

— Понимаешь, я совсем не уверена, что утро когда-нибудь наступит. И что этот поезд приедет хоть куда-нибудь, я тоже не очень верю. Хоть и стараюсь быть оптимисткой.

— Ерунду какую ты говоришь, — сердито сказал я.

— Может быть. А может, и нет. У тебя есть часы?

— У меня есть телефон. Он показывает время. Обычно этого достаточно. Но сегодня он, похоже, сломался. Там все время двадцать два двадцать четыре, и…

— Покажи, — попросила она. Взяла телефон, повертела в руках. — Двадцать два двадцать четыре, да. Сломался, говоришь? Ну-ну. А починить пробовал?

— Никогда в жизни не чинил телефоны.

— Но хоть что-то ты с ними делаешь, прежде чем выбросить? Или сразу в мусор?

— Ну как тебе сказать. Можно попробовать его выключить, а потом опять включить. Иногда перезагрузка помогает.

— А сегодня ты это делал?

— Как-то не подумал. Голова квадратная, ни черта не соображает, и вообще не до того. Давай его сюда.

Выключаться телефон не желал, но у меня в таких случаях разговор короткий: вынуть аккумулятор, потом поставить его на место и нажать соответствующую кнопку, большого ума тут не надо, даже я справляюсь. Некоторое время телефон обиженно молчал, не реагируя на прикосновения, но наконец затренькал, засветился и потребовал ввести пин-код. После чего выдал мне все те же двадцать два двадцать четыре, будь они неладны. Я так рассердился, что дар речи потерял. Зато обрел наконец способность соображать. Залез в настройки и, яростно нажимая кнопки, поменял осточертевшие мне цифры — просто так, от балды, не задумываясь, сколько сейчас на самом деле. Двадцать два на ноль четыре. Двадцать четыре на пятнадцать. Результат мне понравился. Четверть пятого — очень хорошо. Пусть уже наконец наступит утро, хотя бы на отдельно взятом дисплее моего поломанного телефона. И делайте что хотите. В последний момент я сообразил, что надо поменять и дату. Одиннадцатое апреля на двенадцатое — полночь-то уже давно миновала. Теоретически.

— И так будет с каждым, — удовлетворенно сказал я, убирая телефон в карман.

— Погоди, — сказала Мирра, все это время заинтересованно наблюдавшая за моими манипуляциями. — А ну-ка, достань его обратно. Покажи мне.

Я пожал плечами, но телефон отдал. Пусть любуется. Мирра взяла его осторожно, как будто телефон был одушевленным, очень хрупким и, возможно, кусачим зверьком. Уставилась на дисплей. И вдруг торжествующе подпрыгнула.

— А теперь четыре шестнадцать! — воскликнула она. — Ну ты молодец! Надо же! Сработало! Мне бы и в голову не пришло. А ты!

— В смысле, починил часы в телефоне? — спросил я, удивленный такой бурной по сравнению со скромными масштабами достижения реакцией. — Это хорошо. Осталось узнать, сколько сейчас на самом деле времени и…

— Не нужно тебе ничего узнавать, — строго сказала Мирра. — Сейчас четыре шестнадцать… уже четыре семнадцать, с чем тебя и поздравляю.

— Думаешь, я угадал? Что-то не верится.

— Ты не угадал. Ты так выбрал. И время пошло. Скоро наступит утро — уже светает, смотри. — Она развернула меня к окну.

И правда, утро. Непроглядная чернильная тьма как-то незаметно превратилась в синеватое туманное месиво, а далекий горизонт украсился бледной канареечной полосой.

— Теперь этот поезд точно куда-нибудь приедет, — сказала Мирра. — Все будет хорошо — уже хорошо. Пациент скорее жив, чем мертв. Ты молодец, оказывается. Только, знаешь, лучше не спи больше. Потерпи, пожалуйста.

Мирра была ужасающе серьезна. Впрочем, засыпать в этом чертовом поезде я и сам больше не собирался. Хватит с меня.

— Надеюсь, у проводника найдется кофе, — мрачно сказал я, заранее содрогаясь от вкуса растворимой бурды, встреча с которой казалась неизбежной и, что ещё хуже, почти желанной.

— Очень хорошо, — кивнула Мирра. — Тогда мы просыпаемся.

Не дожидаясь ответа, распахнула дверь, ведущую в соседний вагон, пропустила вперед собаку, шмыгнула следом, дверь захлопнулась с оглушительным грохотом, как взорвалась.

— Ты куда?

В глубине души я понимал уже, что дело безнадежное, но все-таки сунулся следом — никого, конечно. И туалет, к слову сказать, совершенно свободен, значит, никто там не прячется. Одна надежда, что Мирра и пес скрылись в каком-нибудь купе. То есть я, конечно, догадывался, что они просто исчезли, но у меня не было сил с этим соглашаться. В мою маленькую, тяжелую, отвердевшую от боли голову не помещалась новая реальность — сбрендившая, давшая себе волю, распустившая шнурки причинно-следственных связей на жестком прежде корсете, натурально распоясавшаяся. Кажется, именно о такой зыбкой и ненадежной картине мира я мечтал всю жизнь, не подозревая, насколько утомительной окажется моя овеществленная мечта. Поэтому, граждане ангелы, ответственные за полет моей скудной фантазии, давайте договоримся, что у Мирры просто было место в соседнем вагоне и специальный билет для собаки, и соответствующие справки от ветеринара, все как положено, а где они теперь на самом деле, плевать. То есть интересно, конечно, но об этом я подумаю завтра или, еще лучше, через месяц. А сейчас, черт побери, кофе, кофе и ничего кроме кофе, аминь.

Я думаю, все-таки тот мальчишка из соседней деревни был дурак и паникер. Многие до сих пор считают его лгуном, но это несправедливое обвинение, он все время говорил правду, я точно знаю. Волки у них на околице часто крутятся, наверняка мальчишка видел, как мелькают в зарослях серые хвосты, но — бежать, вопить, звать на помощь? Ни ума, ни выдержки, ни чувства собственного достоинства, позорище. Неудивительно, что все так печально закончилось. Сожалею, но тут уже ничего не изменишь.