Читать книгу "Тайна двух реликвий - Дмитрий Миропольский"

– А Урим и Туммим тоже гравировали шамиром? – спросил Мунин и под страшными взглядами компаньонов поспешил загладить оплошность: – Я хотел сказать… я подумал, что если Урим и Туммим хранились внутри пекторали, на них тоже могли быть надписи… и если на тех камнях делали гравировку, то и на этих могли…

Гид развёл руками.

– Увы, не могу вам ответить. Урим и Туммим действительно хранились внутри пекторали, но никому в точности не известно, что они собой представляли и как выглядели. Описаний нет. Если это были камни – возможно, на них тоже нанесли гравировку. Но в домыслах я не силён, уж простите.

– А я другого не понимаю, – сказал Одинцов, продолжая уводить разговор от опасной темы. – Зачем вообще делать надписи на камнях, если всем и так известно, какой камень какому колену принадлежит и в каком порядке они расположены?

– Вот это вопрос по существу, – похвалил его гид. – Ответить на него с полной уверенностью я тоже не могу, но за тысячи лет накопилось некоторое количество предположений мудрецов Торы и учёных. Еврейский алфавит вы знаете?.. Впрочем, это не важно.

– Надписи на камнях содержали все буквы алфавита, – говорил гид. – Первосвященник, используя Урим и Туммим, задавал вопросы Ковчегу Завета. Некоторые исследователи считают, что Ковчег заставлял буквы на камнях вспыхивать или реагировать ещё каким-то образом, чтобы первосвященник мог сложить из них слова и прочесть ответ.

После расставания с гидом троица поехала на машине обратно в Яффо.

– Он так толком ничего и не сказал про шамир, – ворчал Одинцов. – А остальное вообще полная ерунда. Первосвященник, у которого на груди мигают буквы… Что, светодиоды или лампочки три тысячи лет назад?! Ерунда, спиритизм и ненаучная фантастика. Слушать стыдно.

Мунин, чувствуя вину, обернулся к компаньонам и попробовал их развеселить.

– Один знаменитый учёный рассказывал, что во время Первой мировой всякая мистика стала очень популярной, и его сёстры сильно увлеклись спиритизмом. Отец терпел, терпел их домашние сеансы, а потом сказал: «Я ещё допускаю, что вы можете вызвать дух Льва Толстого или Антона Чехова. Но никогда не поверю, чтобы они с вами, дурами, по два часа разговаривали!»

Историк хохотнул, но под суровым взглядом Одинцова осёкся.

– Ты, Конрад Карлович, старайся больше молчать при чужих людях, – посоветовал Одинцов. – Болтун – находка для врага. Знаешь, как сапёры время до взрыва считают?

– Знаю, – пробурчал обиженный Мунин. – Десять, девять, восемь, семь…

– Так точно. Вот и ты, прежде чем ляпнуть что-нибудь, сосчитай сперва в обратном порядке, а потом уже взрывай.

Ева вступилась за младшего товарища и сказала Одинцову:

– Ты тоже следи за собой. Иначе с нами скоро люди разговаривать перестанут. Гида зачем было дразнить? Безобидного гида, Карл!

Одинцов крякнул, получив шпильку за Конрада Карловича, и уставился в окно. Автострада, которая вела из расположенного в горах Иерусалима в приморский Тель-Авив, затяжными дугами плавно спускалась всё ниже. Вскоре по обе стороны дороги стали появляться густые заросли опунции, по-местному – сáбры.

Коротая время пути, Одинцов рассказал компаньонам про кактусы Центральной Америки, про их опасность и гастрономические свойства; про то, как они попали в Израиль, и про мексиканский безумный агат, который по неведомой причине оказался в чётках Вараксы. Мунин и Ева притихли под впечатлением от неожиданной эрудиции Одинцова. Перепалка была забыта, и час в дороге пролетел незаметно.

В Яффо приехали, когда уже стемнело. Путешественники убедились, что утром Штерн их не обманул: с подсветкой здание отеля «Бейт-Иеремия» выглядело гораздо интереснее, чем в ослепительных солнечных лучах.

Портье попросил гостей заглянуть в кабинет к Штольбергу. Старик с готовностью вручил Мунину флешку, сказав:

– Наверняка вы привыкли работать с электронными файлами. Это нам, старикам, надо чувствовать пальцами бумагу. Нам нужен запах бумаги, чернил и типографской краски; нужен шелест страниц… Ничего не поделаешь, возрастная органолептическая зависимость. – Штольберг пошевелил подагрическими пальцами. – Впрочем, бумажный архив тоже в вашем распоряжении, я только прошу ничего не выносить из кабинета и работать здесь… А теперь, с вашего позволения, мне пора идти. Фрау Штольберг не любит, когда я опаздываю к ужину.

– Одну минуту, – остановил его Одинцов. – Разрешите вопрос?

– Будьте любезны.

Старик заложил большие пальцы за проймы вязаного жилета и приготовился слушать, а компаньоны с первых слов поняли причину дневной задумчивости Одинцова.

– Вы нам троим так подробно рассказывали про наших предков… Я не представляю, какую работу для этого пришлось проделать, – сказал он, – но не сомневаюсь, что труд был адский. Тем более вы сами говорили, что темплеры – не учёные, а коммерсанты. Значит, привлекали кого-то со стороны, деньги тратили… А зачем? То есть я хочу сказать, что с самого начала было известно, кто такой Габриэль фон Одинцов. Сперва темплеры купили у него дома и землю, потом он им помогал, потом выкупил у них этот дом и жил в общине… Всё хорошо, всё понятно. Только зачем вы вдруг стали так подробно копать его биографию и потомков искать? Меня при этом было найти несложно, фамилия та же. Но мне раньше никто ничего не сообщал. А теперь вывалили всё это нам троим… Почему и зачем?

Орлиный профиль Штольберга заострился, взгляд стал строгим. Старик выдвинул ящик письменного стола и достал оттуда толстую пластиковую папку. Гости дружно вспомнили Штерна, когда Штольберг поправил папку, чтобы она лежала строго перпендикулярно краю стола, и начал:

– Эти документы я подготовил по распоряжению мистера Вейнтрауба. Он собирался сам поговорить с вами. Теперь, когда его больше нет, провести разговор уполномочили меня. Я отложил это на завтра, но раз уж вы спросили, молчать как-то неловко…

Вейнтрауб сотрудничал с общиной темплеров многие десятилетия. Он велел выяснить, кого из потомков оставил Габриэль фон Одинцов, когда четыре месяца назад познакомился в Петербурге с нынешним Одинцовым. Старый миллиардер хотел знать: это родственники или однофамильцы.

– Мистер Вейнтрауб был очень щепетилен в делах, – сказал Штольберг. – Все его сделки отличала юридическая безупречность. В начале нашего сотрудничества он как инвестор проектов общины проводил аудит и проверил, каким образом Магдалена фон Одинцов передала темплерам отель «Бейт-Иеремия». При этом выяснилось, что в тогдашней неразберихе возникла своеобразная коллизия – вы же помните, какое было время?..

Только-только закончилась Первая мировая война. Баронесса с дочерью жила в Египте. Интернированные немцы понемногу возвращались на пепелище. Вместо старой турецкой администрации в Яффо действовала новая британская. Часть архивов была повреждена или утрачена. Сделка с баронессой совершалась в не вполне определённом юридическом поле, дистанционно и срочно, поэтому вышло так, что темплеры не то чтобы купили «Бейт-Иеремию»: скорее, они получили его в бессрочное пользование. Если не вдаваться в детали, можно говорить об аренде.