Читать книгу "Слезы Магдалины - Екатерина Лесина"

– Вот. Ты же хотела получить их? Держи. Моей платой. Сделай все и...

– А с ней что будет? Не подумала?

– Да плевать! Пусть горит синим пламенем с выводком своим!

И сгорела. Полыхнула так, что до самого неба, выжгла и прошлое, и настоящее.

Он застыл, уставившись в стену. Левый глаз подергивался, кадык ходил вверх-вниз, а руки сжимались-разжимались в кулаки.

Алена, уцепившись пальцами за изголовье кровати, подтянулась. Спустила ноги – немые мышцы полоснуло огнем, – встала.

Дойти до двери. Раньше, чем очнется безумец. Сбежать, хотя побег невозможен. Жить, потому что хочется.

Алена не виновата в случившемся.

Алена не отвечает за сделанное бабкой.

Алена не верит в ведьм.

Шаг. Ноги дрожат, но держат. Второй. Стены качаются, а в голове колокольчики рождественские перезвоном. Нет, не колокольчики – кровь рвет сосуды. Сердце вот-вот захлебнется. Но надо успеть.

Дверь уже рядом.

Мягче. Легче. Осторожнее.

Косой взгляд в сторону – Евгений по-прежнему недвижим. Словно пропал где-то. Где? Неважно. Главное – дверь.

Почти добралась, когда за локоть схватили и ласковый знакомый голос спросил:

– А где ты прячешь медальон? Он мой!

Не его – Аленин. От бабушки. Всегда хранил-берег, но потерялся. Нет. Его Василиса забрала. Черноволосая круглоглазая женщина с серьгой в губе.

– Вот как, – сказал Женя, задумчиво разглядывая Алену. – Василиса... я помню Василису. Мы вместе пойдем к ней. Хорошо? Тсс. Ничего не говори. Куртку надень. Это твоя? Давай. Левую руку в левый рукав. Правую в правый. Мне мама всегда так говорила. Знаешь, ты про Василису сказала, я сейчас кое-что понял. Очень-очень важное. И как я мог это пропустить? Но ничего. Главное, что сейчас... мы вместе... да, вместе. Давай я тебе помогу. Но идти придется осторожно. Я не хочу, чтобы она нас увидела. Кто? Та, которая шла по моему следу и отобрала мой медальон...

– ...он убивал, но выходил сухим из воды. Знаешь, я даже восхищалась этому его умению. Ведь на самом деле талант! Список начался его сводной сестрицей. Это ж надо было такими придурками быть, чтобы его в семью взять? Меня так даже не пытались в приемные, а этому... сволочь он. Так вот, сводная сестрица была первой, а твоя Алена станет последней. Мы ведь его остановим, правда? Мы его накажем! Он убьет ее. Ты убьешь его. А потом себя. Стресс, господа. Ты и без того был достаточно безумен, чему имеются подтверждения.

Дуло пистолета – маленькая тварь в руке большой – подмигивает. Подбадривает. Ну же, попытайся дернуться, дай повод плюнуть огнем, добавить перчика в унылое ожидание неминуемого конца.

– Единственное, что умиляло, – его готовность ненавидеть. Всех и вся. Любой человек, а повод найдется. Вот ты, например.

– Что я?

Ничего. Скоро не останется ничего, кроме имени и двух дат на плите. Золотом по камню на веки вечные и приличествующая случаю эпитафия. К примеру: «Жил дураком, дураком и помер».

– Ничего. По мне так вообще жаль, что тебя во все это впутали. Но не я! Это Женька.

Стук в дверь стал неожиданностью и для Василисы. Она вскочила, сгорбилась и, ткнув пистолетом, зашипела:

– Кто?

– Кто? – повторил вопрос Влад, подбираясь к двери.

– Я.

– Алена? Алена, уходи, я...

Василиса подняла пистолет и приказала:

– Открывай.

– Алена, беги!

Рявкнул выстрел, над самым ухом, и щеку обожгло, а горячее дуло уперлось в затылок.

– Ну же. Или открываешь, или подыхаешь. А девку я все равно достану.

– Тебе надо, ты и...

Удар пришелся по затылку. Влад упал, а когда поднялся, пистолетов было уже два. И смотрели они друг на друга, любуясь чернотой стволов.

– Влад? Влад, ты как? С тобою все в порядке7 Господи...

Алена двигалась медленно, как деревянная кукла.

– Вот так встреча, – сказала Василиса кому-то, кто тенью стоял за спиной Алены. – И когда ты понял? Ну проходи-проходи. Ведь не станешь же ты...

Черный ствол раскрылся огненным цветком.

Выстрел Димыч услышал на подъезде к дому. И не только он. Лысый матюкнулся. Водитель остановил машину. Дверцы распахнулись.

– Димочка, осторожнее! – крикнула в спину Надежда.

Черный дом, желтые окна. Силуэты. Разобрать, что происходит, не получается. Ждать некогда. Второй выстрел разрезал ночь, тревожа деревенских собак. Вой. Лай. Крик.

– Да погоди ты, ошалелый! – орет лысый. А дверь дома уже выносят. Она совсем на соплях держалась, дверь.

– Стоять! Всем стоять, а не то...

На полу распласталась брюнетка со снимка. Мертва. Живые так не лежат – неудобно. Влад зажимает кровящий нос, выглядит отвратно. Девушка, тоже темноволосая, застыла под прицелом. И тот, кто прячется за ее спиной, держа на вытянутой руке цепочку с серой подвеской, выстрелит.

Смог один раз, сумеет и второй.

– Погоди, – Димыч поднимает руки, разворачивая ладонями. – Давай поговорим. За что ты ее убил?

– А что еще делать с ведьмами?

Над ухом сопит один из псов лысого, ждет команды. И получив – бросится. А лысый команду отдаст. Лысому плевать на заложницу и вообще всех, кроме самого лысого.

– Погоди, – Димыч говорит это всем и сразу. – Не торопись.

Не спеши стрелять.

– Отпусти девушку. Она боится. Она не виновата.

– В чем? – смеется он, что ли? Издевается, чувствуя свою безнаказанность.

– Ни в чем.

– А кто ты, чтобы решать? Как ты можешь судить?

– А ты?

– Мне Господь сказал...

– Он всем говорил. Не судите и не судимы будете... всем...

Дуло дернулось вверх, а выстрел, грянувший над ухом, оглушил, но не удивил. Как и ответный. Стало больно и обидно: за что опять? Почему натворили они, а расплачиваться Димычу?

– Потому, – ответил голос Палыча из мягкой ваты небытия. – Что это твой долг.

Не судите и не судимы будете... не судите.

Не судите.

Не смейте судить!

Не смейте стрелять! Больно! Черт бы тебя побрал, сволочь. Получай... больно. Не успел. Упал. Отпустите! По какому праву вы... Кровь? Моя кровь? Искупление. Как Спаситель принял муки во искупление грехов человечьих, так и я...

Пусть бьют. Пусть ломают. Я смеюсь над ними. Я... плачу. Прощаю. Их всех. Кровь мешается со слезами, моими и Магдалины. Прости, святая, что измазали дар твой.