Читать книгу "Исповедь старого молодожена - Олег Батлук"

Это Сема. У него тьма тьмущая всяких фобий, среди которых встречаются и довольно экзотические, вроде этой.

Завтрак. Он позавтракал. Он позавтракал яйцами пашот. Ну и что. Вполне себе звучит. Я, кстати, однажды на отдыхе в хорошем отеле позавтракал яйцами пашот, очень вкусно и никаких богемных последствий – Никасу Сафронову портрет на лошади не заказал.

Возможно, все дело в девушке Авроре, с которой Сема встречался много лет назад. Не исключено даже, что я непосредственно присутствовал при зарождении этой фобии у моего друга.

В тот раз родители Авроры пригласили нас с Семой к себе в загородное поместье. Там была очень непростая семейка, поэтому не дача, а именно поместье.

Весь вечер мы квасили с папой Авроры. У него обнаружилась куча элитного алкоголя, который мы дегустировали (мы с Семой делали вид, что дегустировали, а на самом деле просто банально бухали). Часа в два ночи меня вырубило, а Сема с потенциальным тестем додегустировались до рассвета.

А в девять утра мы с Семой, как штык (как штыки), уже были на ногах в гостиной, потому что в том доме свои традиции, и утренний прием пищи священен, как весна у Стравинского. И, если я был на ногах буквально, то Сема – весьма условно: скорее он стоял на четвереньках, ради приличия отрывая передние лапы от пола в попытке имитировать прямохождение.

Стол ломился, и на нем не было ни одного блюда проще яиц пашот. По-моему, я даже заметил поднос с устрицами (в те годы я еще не знал, на что они примерно похожи). Вся семья была в сборе, включая отца, который выглядел даже лучше, чем накануне перед тем, как мы начали бухать. В прошлом он долго служил на флоте.

– Завтрак подан, давайте завтракать, – торжественно объявила мама Авроры при виде нас.

Сема на глазах покраснел, потом позеленел, у него внутри что-то предательски булькнуло, он схватился за рот и бросился в туалет.

– Ничего, бывает, – философски заметил отец, намазывая устрицу на яйцо пашот, – слишком резко парню еду показали.

2. Аэробика

Сема долго не женился. Подозреваю, из-за одного случая в юности.

В конце восьмидесятых в ослабленную советскую империю стали массово проникать буржуазные вирусы. В их числе – аэробика.

В СССР ее называли «комплексами ритмической гимнастики» и транслировали по ЦТ. В этих передачах западную аэробику изображали советские люди. И, хотя некоторые советские люди были вполне привлекательны и даже местами красивы, наряды отечественного ширпотреба и саундтрек из Пугачевой и Леонтьева приводили к неизбежному «наши опять играют французскую жизнь». Купальники, трико и нечто сморщенное в районе лодыжек (гольфы?) на девушках выглядели так, словно в этих нарядах они партизанили, причем еще в 1812 году. А бандана в виде фрагмента половой тряпки на голове восходила к голливудской классике, знакомой нам по видеосалонам: мне мерещился танцующий Рембо. Купальник поверх трико (лично для меня) всегда был сомнительным решением и даже в чем-то эротическим провалом. В те годы я как раз полово созревал, поэтому такое воспринимал остро. К творчеству Пугачевой, взятому per se, у меня не было никаких вопросов, но вот пляску святого Витта (по официальной версии – бег на месте) под «Делу время, делу время» могли выдержать только пациенты под лошадиной дозой феназепама.

Как-то раз поутру в воскресенье шестнадцатилетний Сема, учившийся в последнем классе школы, зашел в комнату своих родителей, где у них был телевизор. Перед телевизором на диване сидел Семин отец и смотрел аэробику. Сема присел с ним рядом, посмотрел четыре секунды и предложил переключить.

– Мама просила не переключать, – шепнул ему отец.

– Да-да, не переключайте, – крикнула мать откуда-то из ванной.

У женщин слух настроен на ультразвук, и они способны слышать не только шепот, но и зубовный скрежет и даже мысли.

На экране среди прыгающих девушек Сема заметил одного юношу. На его голове была такая же бандана, как и у девушек.

– Спасибо, что не в купальнике, – мрачно буркнул Сема.

– Да уж, – согласился отец.

– Хрень какая-то, – не унимался Сема, – представляешь, вот такого буратину призовут в ВДВ. И он на зарядке начнет так кривляться.

– Ага, – поддержал Сему отец, – сразу из самолета без парашюта выкинут.

– Но в бандане, – уточнил Сема.

– Ну, естественно, куда же ему теперь без банданы, – подхватил отец.

– Не мужик, – резюмировал Сема.

– Не мужик, – резюмировал отец.

В комнату со словами «а вот и я» вбежала мама. Сема поперхнулся.

На маме был закрытый купальник, а под ним – треники с псевдоадидасовскими лампасами. Сема точно помнил, что именно в этих трениках мама собирала у бабушки в деревне картошку.

Мама заняла плацдарм ровно между Семой и телевизором и стала повторять бесовские движения.

– Володя, ты чего сидишь? – сказала мама, даже не обернувшись.

Волосы у Семы моментально встали дыбом, как будто на него напялили ту самую бандану, только невидимую. Потому что – о ужас! – Володей звали его отца.

«Володя», минуту назад бывший нормальным советским отцом, внезапно скинул с себя олимпийку и оказался в белой майке без плеч, той самой, в которой он играл в футбол с мужиками из гаражей. Сема перевел взгляд ниже и только сейчас заметил на папиных ногах кеды.

Семин отец смущенно поднялся с дивана и встал рядом с Семиной мамой. Его последними словами перед тем, как он вслед за женой принялся искривлять позвоночник под «Дельтаплан» Леонтьева, были:

– Прости меня, сынок.

По воспоминаниям Семы, именно в тот день у него и начался юношеский кризис сепарации. Через неделю он уже жил в какой-то голубятне вместе с голубями, зато отдельно от родителей. Когда через какое-то время у Семы появилась собственная квартира, телевизора там не было еще несколько лет.

3. C легким паром

В какой-то момент, когда надежды отдать меня в хорошие руки почти не осталось, даже при том, что я уже давно был приучен к лотку, я пришел к своему ловеласистому другу Семе с толстой тетрадкой в сорок восемь листов и тремя часами свободного времени за секретами мастерства. В ответ Сема меня совершенно обескуражил, заявив, что у обольщения нет рецепта, поражения на любовном фронте закономерны, а победы случайны. И в доказательство привел мне историю одного своего ухаживания.

Рыба, по словам Семы, в тот раз попалась крупная, интеллигентная, из хорошей семьи. У него таких еще не было. У Семы обычно всегда имелся туз в рукаве, но с той девушкой колода быстро закончилась. Мой дружок погремел отмычками в замке и понял, что в этом случае придется честно искать ключ.

Сема с интеллигентной рыбой понырял во все богемные пруды Москвы. По признанию друга, столько классической музыки он не слушал с 1991 года, со времен путча и «Лебединого озера» по всем каналам. Кандидатский минимум трех свиданий они выбрали за первую неделю, но диссертацию отправили на доработку. Театры, цирки, музеи, парки, включая «луно» и «зоо», кино, рестораны, выставки, пикники, дискотеки, концерты – Сема со своей избранницей перешерстили всю Москву по туристическому путеводителю от А до Я. И когда ему, подобно Хоботову, в сухом остатке светили только фрески Новодевичьего монастыря, Сема психанул.