Читать книгу "Ката - Стейнар Браги"

Она закурила и выдохнула дым.

– Значит, ты и она… А ведь сложение у вас примерно одинаковое. Обе низенькие, нос маленький… Но вот волосы – это проблема. И пузо, конечно же.

47

Ката зажмурилась и представила себе ту квартиру: прихожую с зеркалом на стене, рожок для обуви, ботинки на полу; наискосок от прихожей коридор: по левую руку – спальня, по правую – ванная, облицованная кафелем, а затем – кухня и гостиная. Как миллионы других квартир на свете, ничем не отличающаяся от них: ни в самих вещах, ни в том, как они расставлены, ни в том, какие там стены, трубы, батареи, покраска, задвижки или стекла на окнах. Ката представила себе, как она входит и идет по прихожей, по коридору и заглядывает из-за угла в гостиную. Он обитал в гостиной, скрывался там, заклеив окно черным мешком для мусора, играл в компьютерные игры, смотрел телевизор, нюхал, пил, намешивал все в один совершенно безумный коктейль, который не шел ему впрок, но парализовывал сознание. Не знал, кто к нему придет, и придет ли вообще кто-нибудь. Никому не доверял.

На улице Скоулавёрдюстиг Ката купила тонкие перчатки телесного цвета; затем пошла в магазин париков и забрала заказ, изготовленный по фотографии, – так иногда поступали чувствительные пациенты онкологического отделения. Парик ей вручили в изящной коробочке в розовую полоску, с крышкой. Ката сказала владельцу магазина, с которым была немного знакома, что скоро снова начнет работать в этом отделении, а парик – подарок для тетушки, у которой недавно обнаружили рак груди.

Она расплатилась и направилась в маникюрный салон на Лёйгавег, куда ходила и прежде. Девушка, как обычно, сказала ей, что у нее здоровые крепкие ногти, а Ката сказала, что недавно подстригла их на три миллиметра.

– Меньше, чем за неделю, – ответила она, когда девушка спросила, за сколько эти три миллиметра вновь отрастут у нее.

– А за сколько они отрастут на сантиметр?

– Оглянуться не успеешь, – ответила Ката.

– Они очень крепкие и вообще отличные, – сказала девушка, и Ката вышла от нее с отвердителем, новой пилкой для ногтей и красным лаком.

Она села в кафе на углу Ньяульсгаты и Каурастиг. В нем было много молодежи с ноутбуками и проводами из ушей и с таким выражением лица, словно они одновременно были сосредоточены и очень расслаблены. Ката заказала латте на вынос и принялась украдкой разглядывать буфетчицу: она была широка в кости, как мужчина, челюсти тяжелые, будто конские, а под этим мужским лицом у нее была огромная грудь; если Ката не ошибалась, причиной этому служил определенный вид опухолей (она сейчас не могла вспомнить ее названия), которые активировали определенные железы в мозгу в подростковом возрасте, и в итоге кости становились крупнее. А в остальном этой девушке явно удалось справиться со своими опухолями.

Ката шагнула со своим кофе на улицу, стараясь не глядеть по сторонам. В последнее время ее мысли казались все более чужими, словно принадлежали ей не до конца и появлялись и исчезали, как им заблагорассудится. Для борьбы с этим – какими-то непонятными ей самой обходными маневрами – она порой была вынуждена давать самой себе задания: например, вспомнить название улицы, где они с Тоумасом жили в США, и номер квартиры, или где там стоял диван, или чудачества ее подруги Инги, когда она ночью в больнице писала отчеты, или голос отца, когда тот желал ей спокойной ночи, или лицо Валы – как и раньше, по-странному потерянное.

Ката вновь овладела собой и поехала к Соулей; долго звонила в дверь и по телефону, пока та не проснулась.

– А это точно та одежда? – спросила Ката, забирая пакеты с логотипами тех или иных магазинов, порог которых она никогда в жизни не переступала.

– Не волнуйся, милочка, одежду я запоминаю. – И все же Соулей сказала, что ни за что не ручается: насколько Атли будет внимателен к мелочам, зависит от того, в каком состоянии будет его голова. Ката сходила в банкомат и перевела подруге деньги, а затем пригласила ее пообедать в ресторане отеля «Хольт». Соулей напилась, и Ката дотащила ее до дому.

– Когда? – спросила Соулей, повиснув как тряпочка в дверях лифта; ее глаза плавали. Ката поцеловала ее на прощание.

– Не скоро еще… Я тебе скажу… – соврала она и ушла.

* * *

Гипсовый слепок беременного живота лежал на столе, перевернутый; рядом с ним – ножницы, тюбик клея и подстаканник, купленный в магазине «Румфаталагер»[40]. На Кате была тонкая нижняя кофта с длинными рукавами, плотно прилегавшая к телу, ярко-голубые леггинсы и юбка, которую Соулей нашла в «Крингле». Клеем она приклеила подстаканник внутрь гипсового слепка, а затем надела этот слепок на себя, закрепив на плечах и пояснице шнурами, куплеными в магазине «Карнизы и шторы». Наконец оделась в фиолетовую кофту с капюшоном, застегнула молнию, надела парик и перчатки – и была готова. Окинула гостиную взглядом. Ей показалось, что чего-то не хватает, и она решила перейти в другую комнату.

Вошла в спальню, всем телом ощутила, как колотится сердце, и подождала, пока сердцебиение уляжется. Снова вернулась в гостиную, встала посередине и окинула ее равнодушным, немного надменным взором. Окно, выходившее на улицу, было открыто, оттуда доносился приглушенный шум уличного движения, а в остальном в доме было тихо.

– Ой, здравствуй! – нарушила тишину Ката. Она направилась к зеркалу на стене, но резко остановилась в двух метрах от него и изобразила на лице скептическую ухмылку. Почему? Да потому, что к ней сейчас кто-то обратился – неожиданно и грубо – таким тоном, который оскорблял ее. Но чего еще ожидать в этом извращенном больном мире!

– Да-да, вот именно, – сказала она и развернулась, глянула в зеркало через плечо, опять повернулась к нему и ухмыльнулась еще раз. Порой у нее как будто просматривалась (как же это называется?) микромимика гнева, чего-то, что хотело вырваться, но что ей удавалось сдерживать (хотя к ней вечно кто-то лез), – однако, видимо, уже не так сильно и не всегда.

– Ты со мной разговариваешь? – Она посмотрела на себя в зеркало; ее ухмылка стала шире и, в конце концов, переросла в улыбку до ушей. И тотчас Ката как будто по-настоящему развеселилась, прямо словно поразвлечься вышла! Она чувствовала себя по-дурацки, но продолжала:

– А мне кажется, ты со мной разговариваешь. – Окинула взглядом гостиную и снова посмотрела в зеркало. – По крайней мере, никого другого я здесь не вижу.

Ката замолчала, ее лицо сделалось серьезным, а затем опять озарилось этой загадочной усмешкой, когда до нее дошло.

– А-а, понимаю… Ты, наверное, с ребенком разговаривал? – Она прислушалась, снова изобразила скептическую ухмылку, которая тотчас превратилась в выражение самого натурального изумления, – и расхохоталась.

– Ну, парень, ты и даешь! – произнесла Ката и умолкла. Затем выпятила пузо, поставила руку на поясницу и рассмотрела пузо с одного бока, затем с другого. Через миг потянула руку за стеклянной банкой, которую перед этим помыла в раковине снаружи и изнутри, налила до половины водой и завинтила крышку. Взвесила банку на ладони, затем просунула ее сквозь дырку, специально прорезанную в кармане кофты и в гипсе, внутрь слепка, установила в укрепленном там подстаканнике и снова вытащила руку. Опустила руки по швам и посмотрела на себя в зеркало: спереди, с одного бока, потом с другого.