Читать книгу "Соседская девочка (сборник) - Денис Драгунский"

Квартира была недавно отремонтирована, мебель была современная, но – видны были поколения прочной богатой и, наверное, умной жизни. Много картин. Старые книги в новых шкафах. Дорогие ковры на темном паркете, торшеры, кресла, журнальные столики, тяжелые хрустальные пепельницы. Бронзовые статуэтки на каменных кубиках.

– Столовая, – объяснял старик. – По нынешней моде, вместе с кухней. Гостиная. Кабинет. Хозяйская спальня. А это гостевая спальня. Давайте сюда свой чемодан. А вот, извините, удобства. Вам сюда надо? Глядите, в прошлом году поставил – биде с пультом управления. Японская штучка. Выпьем кофе?

– Да, – сказала она. – Надо, на минуточку. Выпьем, конечно.

Сидели в гостиной, за круглым столиком. Старик принес из кухни две чашки кофе – слышно было, как зудела кофемашина. Достал из шкафа коньяк, маленькие рюмки и коробку конфет.

– Хорошо, – сказал он. – Насчет работы я понял. Ее у вас нет. Стажировка в какой-то пиар-конторе – это не работа, и вы это сами понимаете. А образование у вас какое? Профессия какая? Вообще, кто вы?

– Никто, – сказала она. – Пока никто.

– Допустим, – сказал он строго и почти недовольно. – Ну, а кем вы хотите стать?

Она посмотрела в сторону и вдруг сказала:

– Я могла бы стать хорошей женой.

– Вы хотите стать хорошей женой? – старик чуть поднял брови.

– Да.

– Понятно, – сказал он. – Я верю. У вас получится.

Он замолчал и молчал минуты две.

Она почувствовала, что две струйки пота потекли с ее лба, по обе стороны носа и дальше вниз. Она встала:

– Простите. Я сейчас, – и вышла в коридор.

Старик вытащил из кармана пиджака большой бумажник, заглянул вовнутрь и положил его на столик, рядом с бутылкой коньяка.

– Ужасно, – вдруг пробормотал он, и ему самому не было понятно, что именно ужасно; и повторил с убеждением: – Это ужасно!

Она вошла в ванную, умыла лицо. Посмотрела на себя в зеркало. Ей захотелось раздеться и вернуться в комнату голой. Лучше не совсем голой, а в одной футболке, и все. И босиком. Так гораздо соблазнительнее. Или наоборот, без футболки, но в джинсах. Или даже без джинсов, но с полотенцем на бедрах.

Соблазнительнее – для кого? Она понимала, что этот господин из стран неблизких – совсем старик, что у него, конечно же, давно не стоит, а если даже иногда чуть-чуть постаивает, то ей надо будет полчаса пыхтеть, чтоб он хоть на пять минут пришел в годность. Смешно и бестолково. Зачем?

Тем более что он ей совсем не нравился как мужчина. Даже не потому, что он старик. В школе, в девятом классе, она была влюблена в учителя истории, он был совсем седой и похож на старого индейского вождя – нос с горбинкой и гладко зачесанные назад длинные волосы. Если бы он ее тогда вдруг позвал, она бы к нему среди ночи по водосточной трубе полезла! Не в возрасте дело. Просто именно этот, данный конкретный пожилой мужчина ей не особенно нравился. Не привлекал. Нет, он, конечно, не был ей отвратителен, но вот и всё. Она совсем его не хотела. Наверное, он тоже ее не хотел, потому что – ни одного прикосновения, приближения, словесного намека, даже взгляда!

Но за эти четыре часа она страшно устала от неопределенности. Сначала ей было тревожно, потом интересно, а теперь стало мучительно.

Приключение должно закончиться – так, как оно должно закончиться. Так, как это определилось на небесах. Но какое дело небесам до красивой московской девочки, попавшей в богатую рижскую квартиру? О, нет! Небесам есть дело до всего.

Она задрала футболку до подбородка. Полюбовалась своими маленькими торчащими грудками – бюстгальтера на ней не было. Расстегнула пояс джинсов, стянула их вниз, так, чтобы завиднелся выбритый лобок со специально оставленной узенькой дорожкой темных подстриженных волос. Подвигала бедрами и замерла, глядя на себя в зеркало – и видя, и чувствуя, как у нее краснеют ее маленькие очень красивые уши. Смотрела и не могла решить, в каком виде ей выйти из ванной. Сердце билось медленно и глубоко. Ей даже показалось, что она вдруг по-настоящему захотела.

Старик меж тем сидел в гостиной в кресле и листал айфон.

Он открыл ленту новостей. Там было про нескончаемую войну на Ближнем Востоке. Он пробежал несколько сообщений, как вдруг строчки вспыхнули перед ним стеклянным блеском, шея его напружилась, глаза выпучились, очки слетели с носа… Он рванулся вперед, хотел глотнуть воздуха – и дико захрипел; нижняя челюсть его отпала, обнажив розовый пластик искусственных десен, из которых торчали сияющие белоснежные зубы, голова завалилась на плечо и замоталась, грудь рубашки выпятилась коробом – и все тело, извиваясь, задирая ковер каблуками, поползло на пол.

Она услышала стук и громкий стон.

Поддернула джинсы, опустила футболку и выбежала из ванной. Пробежала через коридор, сунулась в спальню, вбежала в гостиную.

Он лежал на полу, перед креслом, и уже головой перестал мотать. Сизое, уже мертвое лицо постепенно стыло, прерывистое дыхание слабело. Вот оно оборвалось, и по его лицу медленно потекла бледность, и черты его стали утончаться и светлеть.

Она поняла, что он мертв. Мертв окончательно и бесповоротно.

Ей стало страшно.

Через много лет она вспоминала и рассказывала – не просто страшно, а первый раз в жизни физически страшно. Всем телом, руками и ногами, которые заныли и заломили, сердцем, которое закололо и зашлось, и животом – печенкой и кишками. Особенно кишками. Схватило и закрутило. Она испугалась, что обделается от страха, и побежала назад, в ванную комнату, на ходу снова расстегивая джинсы.

Уселась на теплый унитаз, вцепилась пальцами себе в колени и с наслаждением облегчилась. Это было как оргазм. Это было лучше любого оргазма. Зубы ее коротко стиснулись и даже скрипнули, но дыхание тут же выровнялось, и сердце больше не болело. Ничего не болело. Во всем теле была усталая сладость.

Она встала, спустила воду, помыла унитаз ершиком, побрызгала дезодорантом вправо-влево и пересела на биде с пультом управления. Долго сидела, ловя попой теплую щекотную струю, делая ее то сильнее, то слабее, то горячее, то прохладнее, и старалась не думать о мертвом старике в соседней комнате.

О чем же она думала? О том, что вряд ли она когда-нибудь еще раз окажется в такой роскошной ванной? О том, что жизнь несправедлива ко всем – и к миллионам некрасивых женщин и небогатых мужчин, и к ней, совершенной красавице, и к богатому старику, который так глупо и некстати умер? А ведь она могла его хоть капельку приласкать напоследок: теперь, когда он валялся мертвый на ковре, она почувствовала к нему что-то вроде прощальной сочувственной нежности. Может быть, может быть, – вспоминала она потом. Но о том, что надо бежать отсюда со всех ног, она почему-то не думала совсем.

На низкой скамеечке была стопка небольших полотенец. Она взяла одно, хорошенько вытерлась, бросила его в ивовую корзину, стоявшую рядом. Подтянула трусы, потом брюки. Оглядела ванную, как будто бы на прощание. Большая, метров десять, как целая комната, и с окном. Подошла к окну, сильно высунулась наружу.