Читать книгу "Скалолазка и Камень Судеб - Олег Синицын"

– Прекрасные места, – произнес Лукас, разглядывая окрестности. – По сравнению с Баварией немного жарковато, зато в Андалусии превосходная природа… Тут множество мальтийских дикорастущих кактусов! Я читал о них. Это чудное растение!

– Да, я знаю.

– Цветы на них распускаются один раз в году – всего на одну ночь. Большие и удивительно красивые! С первым лучом солнца они начинают увядать. Здесь столько таких кактусов, что, когда они зацветают в начале лета, густой, насыщенный запах ванили переполняет округу. От него невозможно спрятаться.

– Простите, Лукас… – Из груди вдруг исчез воздух. Я не могла вздохнуть – словно меня придавило камнем. – Простите… Вы сказали – мальтийский кактус цветет в начале лета? Вы уверены?

– Конечно, уверен! Я собирался посадить такой в зимнем саду нашего замка, но…

Я уже не слушала Лукаса. Мир сдвинулся. Съехал, свалился набок. А может быть, я упала…

– Что с вами?

Да, я действительно упала. Лукас помог мне подняться.

Этого не может быть… ЭТО НЕВОЗМОЖНО!

Слова Лукаса перевернули все планы. Ни о каком Камне Судеб не шло больше и речи…

– Куда вы? – Крик Лукаса настиг меня уже возле двери «мицубиси». Надо же, как далеко занесли меня ноги!

– В Москву, – бросила я.

Часть IIIНебесная обитель

Глава 1МОСКОВСКОЕ ДЕРБИ

Кнопка звонка не работала. Пришлось барабанить по двери до тех пор, пока не послышались шаги. Взревел кот, которому Овчинников, очевидно, наступил на хвост в темноте.

– Кто там? – шепотом спросил Леха.

– Белая горячка.

– Похоже, явился призрак моей бывшей жены, – констатировал Овчинников. (Вроде трезвый. Слава богу. Он мне нужен вменяемый). – Призрак, забери своего кота. Он меня обожрал. Мерзавец научился холодильник открывать, когда никого дома нет.

– Леха, открой дверь.

– Алена, а ты раньше не могла явиться? Посмотри на время! Час ночи!

– Раньше не могла. Я только из Испании прилетела – и сразу к тебе. Открой дверь, заинька.

– Не открою! А если я не один дома? Если у меня тут очень известная певица, личность которой я бы хотел сохранить в тайне?

– Никого у тебя нет. Твою хибару даже моль игнорирует.

– Это неправда! У меня есть моль!

– Леха, открой. Ты мне нужен.

Щелкнули запоры. Дверь распахнулась, и я шагнула в полутьму Лехиной квартиры. Овчинников стоял в пижаме с диснеевскими далматинцами, которую я ему подарила в прошлом году на день рождения. Я аж прослезилась от умиления. А говорил, что будет этой пижамой стекло «жигуленка» протирать. К ногам бывшего мужа прижался мой Барсик, два зеленых глаза светились ненавистью ко всему, что пахнет колбасой. Эта ненависть обычно трансформировалась у кота в тотальное уничтожение данного продукта.

– Ну? – спросил Леха. – Чего надо-то?

– Тебя и твою машину.

– А до утра твое дело не подождет?

Я поглядела на него устало. Взгляд получился таким тяжелым, что Леха даже попятился.

У Лехиной «пятерки» не работала одна фара. На темных улицах, где отсутствовали фонари, это играло существенную роль. Как раз половины дороги не видно.

– Тебя за мотоциклиста еще не принимали? – поинтересовалась я.

– Очень смешно.

– Совсем несмешно. А если милиция задержит?

Он презрительно фыркнул. Ах, ну да! Чего ему волноваться?!

– Куда едем-то?

– Сейчас налево… да… Припаркуйся здесь.

Леха притормозил возле длинного забора из металлических прутьев. Я вылезла из машины, вытащила из багажника завернутый в рогожу инструмент, который захватила из гаража. Овчинников тоже выбрался, выключил габариты и нерешительно топтался на месте, ежась от холода.

– Через ворота не пойдем, – сказала я, когда мы оставили темный, практически неразличимый в ночи «жигуленок». – Полезем через забор.

– Через забор не могу, – запротестовал Леха. – У меня травма.

Я уже просунула лопаты между прутьями и обернулась, направив ему в лицо луч фонаря:

– Какая еще травма?

Овчинников замялся. Было видно, что он не особенно хочет отвечать на вопрос.

– Травма серьезная, – наконец ответил он. – Я вчера Кузьме в «очко» проиграл квартальную премию. До сих пор оправиться не могу. Так что мне через забор нельзя.

– Это называется моральная травма, Овчинников! Она не влияет на твою физическую форму, которая, правда, подпорчена водкой. Но если ты не можешь перелезть через забор, то я тебя перекину.

– Да ладно, – недовольно отозвался он. – Уж как-нибудь…

Я перебралась через забор без приключений. Не такое уж и препятствие для скалолаза. Леха влез без проблем, но, когда прыгал сверху, зацепился штаниной за пику и рухнул вниз головой. Благо упал в груду сорняков, которые свозили сюда. Не то и в самом деле получил бы серьезную травму.

За забором было темнее, чем на улице. Мы прошли десяток шагов, и луч моего фонаря наткнулся на старый могильный крест. На табличке – «Вере Федоровне от внуков…». Овчинникову надпись не понравилась. Он закричал, пришлось заткнуть ему рот ладонью.

– Ты куда притащила меня?! – спросил он осипшим голосом после того, как я ослабила захват.

– Это кладбище. Что ты орешь, как базарная женщина! Никогда на кладбище не был? Перестань трястись, не позорь фамилию.

– Алена… – Только теперь до него дошло. – Ты чего удумала? Это же подсудное дело!

– Я не собираюсь красть искусственные цветы или рушить могильные плиты. Я пришла узнать то, что должна знать. И никто мне помешать не сможет. Поэтому сделай одолжение – не ори, не привлекай сторожей. А то я тебе лопатой по голове настучу.

– Могла бы предупредить про кладбище. Я бы водки взял – с ней не так страшно. Знаешь, на войне перед атакой солдатам водку выдавали!

– Знаю. Но водки у меня нет.

В самом деле идти ночью по кладбищу – далеко не весело. Могильные кресты и надгробные плиты, выраставшие из темноты каждый раз в иных проекциях, не позволяли к ним привыкнуть, а потому каждый раз пугали Овчинникова. Он шел сзади, ежеминутно вздрагивая и вскрикивая. Я же ощущала только легкую тень настоящего испуга. После могильника в Андалусии, под завязку набитого черными костями, меня мало что могло смутить.

По сравнению со знойной Испанией, где солнышко буйствует вовсю, московская ночь «одарила» лишь четырнадцатью градусами выше нуля. В шортах и маечке я сразу ощутила этот перепад, но чтобы переодеться, не было ни времени, ни магазинов.