Читать книгу "Мюнхен - Роберт Харрис"

Позднее, вернувшись в их хостел, он обнаружил Лейну сидящей во дворике. Она привалилась спиной к стене, подставив лицо солнцу. Открыв глаза и увидев англичанина, девушка сразу вскочила и обняла его. Как он? Нормально, и даже лучше, если честно. Где Пауль? Она не знала: как только фашисты прекратили погоню и они оказались в безопасности, он накричал на нее. Она не осталась в долгу, и он ушел. Лейна осмотрела глаз Хью и заставила подняться в ее комнату, уложила на кровать, а сама намочила в тазике полотенце и сделала компресс. Потом села на матрас рядом с ним и приложила полотенце к больному глазу. Ее бедро касалось его тела. Он чувствовал под кожей ее крепкие мускулы. Никогда еще Легат не ощущал себя более живым. Он положил руку ей на затылок и пропустил пряди ее волос между пальцев, потом притянул к себе ее лицо и поцеловал. В первую секунду она сопротивлялась, затем ответила на поцелуй и села на него верхом, расстегивая на себе рубашку.

Хартманн в ту ночь так и не появился. На следующее утро Хью оставил свою долю по счету на туалетном столике и ускользнул. Через час он уже сел на первый поезд из Мюнхена.

Это было первое большое приключение в тщательно распланированной жизни Хью Александра Легата, выпускника Оксфорда, колледж Бэллиол, третьего секретаря дипломатической службы его величества. И единственное – до сегодняшней ночи.

Почти час они молча колесили по узким сельским дорогам. Захолодало. Легат сунул руки в карманы плаща. Он гадал, куда его везут и о чем говорить с Лейной. До сегодняшнего дня он понятия не имел, узнал ли Пауль про тот случай измены. Наверное, узнал, раз с тех пор не поддерживал с ним никаких отношений. Хью дважды писал Лейне: то были письма, полные любви, раскаяния и морализаторства. В глубине души он радовался, что они вернулись нераспечатанными.

Наконец «мерседес» свернул на длинную подъездную дорожку. Фары выхватывали из темноты аккуратно подстриженные кусты и низкую чугунную ограду. Впереди показались очертания большого дома – таким в Англии мог быть центр крупного поместья – с пристройками. Одиноко светилось маленькое круглое окошко под крышей. Они миновали сводчатые ворота и выкатили на мощеный двор. Хартманн выключил мотор.

– Подожди здесь.

Легат смотрел, как Пауль подходит к двери. Фасад дома зарос плющом. В свете луны он различил, что окна наверху зарешечены, и ощутил вдруг прилив ужаса. Хартманн, должно быть, жал кнопку звонка. Минуту спустя над дверью вспыхнул свет. Ее отперли изнутри – сначала появилась узкая полоска, потом она расширилась, и Хью увидел молодую женщину в форме медсестры. Хартманн что-то говорил ей, указывая на машину. Она наклонилась, выглядывая из-за него. Разгорелся спор. Пауль раз или два вздымал руки, прося о чем-то. Наконец женщина кивнула. Хартманн коснулся ее руки и махнул Легату, давая знак подойти.

В холле стоял застарелый запах кухни и карболки. Проходя, Легат подмечал увиденное: резная мадонна над дверью, затянутая зеленым сукном доска объявлений, утыканная булавками, но без единого листка бумаги, кресло-коляска у подножия лестницы, за ней пара костылей.

Следом за Хартманном и медсестрой он прошел на второй этаж и еще немного по коридору. На поясе у сестры висела большая связка ключей. Выбрав один, она отперла дверь и вошла. Мужчины остались снаружи. Легат посмотрел на Хартманна в надежде получить объяснения, но тот отводил взгляд.

– Она не спит, – сообщила сестра, появившись снова.

В тесной комнатке большую часть места занимала железная кровать. Голова пациентки покоилась на подушке, ночная рубашка из толстой белой ткани застегнута под горло. Легат никогда не узнал бы Лейну. Волосы у нее были острижены коротко, по-мужски, лицо сильно располнело, кожа приобрела восковой оттенок. Но больше всего поражало отсутствие жизни в ее чертах, особенно в темно-карих глазах. Хартманн подошел, взял ее за руку и чмокнул в лоб. Прошептал что-то на ухо. Она не подала виду, что слышит.

– Хью, подойди поздоровайся, – предложил Пауль.

Легат заставил себя подойти к краю кровати и взять другую ее руку. Ладонь женщины была пухлой, прохладной, безвольной.

– Привет, Лейна.

Голова ее слегка повернулась. Она посмотрела на него. На миг глаза женщины чуточку сузились, и ему показалось, что в них промелькнула мысль. Но затем он убедил себя: померещилось…

По пути назад в Мюнхен Хартманн попросил Легата прикурить для него сигарету. Хью поджег ее, сунул Паулю между губ, другую взял себе. Рука его дрожала.

– Ты расскажешь, что с ней случилось?

Снова тишина. Наконец Хартманн заговорил:

– Я могу рассказать только то, что знаю сам, а это немного. После Мюнхена мы разошлись, как ты мог предположить, и я не получал от нее известий. Девчонка оказалась слишком взбалмошной для меня. Лейна явно вернулась в Берлин и начала более плотно сотрудничать с коммунистами. Была у них газета, «Роте фанне», она в ней работала. Когда нацисты пришли к власти, газету запретили, но ее продолжали издавать подпольно. Как я понял, Лейну схватили во время налета в тридцать пятом году и поместили в Моринген, женский лагерь. К тому времени она была замужем за товарищем-коммунистом.

– Что сталось с ее мужем?

– Погиб на войне в Испании. – Пауль произнес это без выражения. – Потом ее выпустили. Ясное дело, она первым делом направилась к соратникам. Ее снова поймали. Только на этот раз установили ее еврейское происхождение и потому обошлись более жестоко. Как ты это мог заметить.

Легата замутило. Он сломал в пальцах сигарету и выбросил ее на дорогу.

– Ее мать обратилась ко мне, – продолжал Хартманн. – Она живет со мной по соседству. Вдова, работает учительницей, денег нет. Женщина прослышала, что я вступил в партию, и просила использовать мое влияние, чтобы дочь лечили как надо. Я сделал что мог, но все попусту: Лейна слишком повредилась в уме. Мне остается только оплачивать ее содержание в пансионате. Место неплохое. Благодаря моему положению ее согласились принять, закрыв глаза на принадлежность к евреям.

– Это благородно с твоей стороны.

– Благородно?! – Хартманн засмеялся и покачал головой. – Едва ли!

Некоторое время они молчали.

– Ее сильно били? – спросил Легат.

– Сказали, что она упала из окна третьего этажа. Не сомневаюсь, что так оно и было. Только сначала ей вырезали звезду Давида на спине. Можно мне еще закурить?

Легат поджег сигарету.

– Я скажу тебе кое-что, Хью, чему нас никогда не научат в Оксфорде. Это нельзя постигнуть умом, ибо оно иррационально. – Говоря, Хартманн размахивал сигаретой, держа правую руку на руле и не отрывая глаз от дороги. – Вот что я постиг за последние шесть лет, и это совершенно противоположно тому, чему учили в Оксфорде: здесь царит власть безумия. Все говорят – под всеми я подразумеваю обычных людей, вроде себя, – все говорят так: «Да, он ужасный малый, этот Гитлер. Но это вовсе не значит, что он целиком плохой. Посмотрите на его достижения. Отбросьте средневековую антиеврейскую чепуху: это пройдет». Но правда в том, что это не пройдет. Нельзя смотреть на один факт в отрыве от прочих. Все связано. И если антисемитизм – зло, то все – зло. Потому что, если нацисты способны на это, они способны на что угодно.