Читать книгу "Замри, как колибри - Генри Миллер"

Ибо самое великое чудо – это открыть, что чудесно все. А природа чудесного – в его простоте. Ни упорный труд, ни борьба, ни мысль, ни преданность, ни молитва, ни настойчивость, ни терпение, ни, стоит ли добавлять, наша лень не представляют собой ни малейшей ценности. Вообразите себе планеты, останавливающие свой бег, чтобы обдумать направление следующих орбит! Представьте себе, как они пытаются поменять свои полыхающие огненные траектории! Мышление – это такой порок! Борьба – такой нелепый абсурд! Знать – это так легко и так просто! Чтобы хоть что-то стóящее взрастить, надо оставить землю в покое – под паром.

Но как осуществить разрыв с прошлым? Разрыв должен произойти в нас. До сих пор человек прорывался к истине спорадически – в те моменты, когда разбивалось ветровое стекло ведóмой им автомашины. Человек, таким образом, сталкивался лишь с физическими объектами, он не подвергался воздействию со стороны поразительной, всеуничтожающей идеи. Стремясь обезопасить свой мир от глупой случайности, человек отказывался принимать участие в бойне, которую могло бы устроить ему его же собственное сознание. Ибо машина его логики работает даже тогда, когда он сходит с ума. Не важно, что зубцы передач заклинило, человек – это такая особая порода животного, которая способна функционировать даже в абсолютно безумном мире. Ибо даже такой мир будет по-прежнему оставаться его миром.

В самом деле, разве мир, в котором мы живем, не безумен? И обладают ли наши действия, планы или мысли истинным и реальным значением? Ведь все, что мы создаем, только усиливает в нас чувство несчастья и замешательства и в конечном итоге способствует нашей гибели. Ни одно из наших изобретений не привносит в наше пустопорожнее бытие ни капельки радости. И ничто из того, что изобретают наши больные умы, не добавляет нам ни крупицы счастья. И напротив, чем больше мы изобретаем и открываем, тем безрадостнее и неполноценней становимся. Так можно ли представить себе, чтобы этот пьяный механик, этот тычущий пальцем в кнопки дебил стал исследователем дальнего космоса? Это – шутка?

Нет, дальний космос – не для Homo sapiens. Ибо последний находится сейчас на последней стадии деволюции. И принадлежащий ему мир вещей в конечном счете в мгновение ока исчезнет с лица земли. Единственное, что жаль: человек был так близок к цели. Но он промахнулся. Где и в чем? Он не принял чуда своего бытия. Человек хотел властвовать, но отказывался владеть, он хотел эффективности, а не славы. Потом когда-нибудь о нем скажут: никогда еще Вселенная не порождала более целеустремленного неудачника.

Эволюция, возможно, действительно происходит, пусть даже сама мысль о ней вызывает невероятную скуку. Но в равной степени происходит рост – переход от семени к бутону и от бутона к цветку. Есть скачкообразное изменение и бесконечные метаморфозы. Можно сколь угодно долго передвигать фигуры и объявлять шах, но не довести партию до победы. Или можно совершить прыжок в синеву. Для визионера действие – это всё. Нирвана – в пробуждении. А пробуждение – это наполненность.

Станет ли понятие будущего, подобно аналогичным понятиям скорости и движения, термином, лишенным всякого содержания? Человек будущего! Возможно, что он уже жил с нами бок о бок, в самом начале? Ибо что есть Вселенная, как не миг сознания? Размышляя над сущностью скорости – или загадкой распространения света? – мы приходим ко все более очевидному заключению: таких явлений, как движение, тяжесть, тепло или свет, не существует вовсе. Во всяком случае, существование их не более вероятно, чем сочетание определенных атомов, молекул, протонов и электронов. Существуют только боги и нечистая сила, рождение и смерть, невежество и блаженство. И дальний космос не более загадочен и таинствен, чем все скрывающееся в наших сердцах. Все материальное – призрачно, все материальное – в царстве теней. В то время как сознание – это всё. Ведь именно царство сознания составляет истинную реальность. Хотя все сущее отрицает свое познание. Попытка познать хотя бы самую крошечную частицу нематериальной Вселенной может закончиться лишь одним: наша мысль износится до нуля. Разум с предлагаемой ему пищей или с субстанцией может только играть: он не способен к окончательному познанию в абсолютном смысле этого слова.

Без всякого желания с нашей стороны, хотя и не без причин, метафизика становится все более господствующим направлением. Мечта об овладении силами природы в конце концов поставила перед нами вопрос: что значит обретенная над природой власть? Когда, например, мы сможем сказать, что овладели скоростью? Когда сможем двигаться со скоростью света? Или когда научимся мгновенно перемещаться из одной точки Вселенной в другую? Да и нужны ли нам такие ужасные скорости? По-моему, единственный смысл стремления к столь сказочной цели заключается в том, чтобы в процессе ее преследования перемениться самим. Возможно, получив подобную свободу передвижения, мы задумаемся над природой и смыслом всей нашей деятельности? Если разум способен на столь невероятные прыжки, к чему отправлять вместе с ним наше бренное тело? И если тело и разум нераздельны, как мы склонны считать все более, разве не можем мы одним усилием воли переместиться и телом, и разумом, и душой в любую точку в любой момент, когда только того пожелаем?

Мы располагаем дошедшими до нас из самых ранних времен и из самых различных мест свидетельствами о необыкновенных, сверхчеловеческих способностях, которые проявляли в ходе истории некие существа. Как бы скептически мы к подобным показаниям ни относились, сама возможность визита к нам посланцев других миров не волновать не может. Утверждалось также, что посланцы далекого космоса ходят среди нас по нашей земле поныне, и кое-кто даже заявляет, что они де с пришельцами разговаривали. Так или иначе, но если пришельцы действительно находятся среди нас, значит им не понадобился миллион лет, чтобы до нас долететь. Или, осмелюсь добавить, им не понадобились эоны лет, чтобы научиться разговаривать на нашем языке или на любом другом, на котором люди общаются. Но если пришельцы способны говорить на любом языке, почему бы не предположить, что они могут разговаривать со всем человечеством на всех языках одновременно? Или, на манер секты пятидесятников, делать вид, что могут? Язык в лучшем случае довольно посредственное средство коммуникации: настоящим смыслом наделяет слово диалог душ или наполняющий речь живой дух.

Вот что имел я в виду, когда говорил выше о развитии метафизики. Проблемы, мучившие нас тысячелетиями, по мере приближения к их кажущемуся решению, по-видимому, меняют свое лицо. Что случится, например, с самим понятием скорости, когда мы освоим перемещение со скоростью света – возможность, которой не исключают даже самые трезвомыслящие ученые? И нужно ли нам продолжать разработку радаров и других средств коммуникации, если уже доказано, что люди могут общаться телепатически, находясь на любых расстояниях друг от друга? (Наверное, телепатическое сообщение между планетами или вселенными будет не намного труднее?) И если, как уже демонстрировалось не раз на протяжении бесчисленных лет, люди могут излечиваться (и даже возвращаться из царства мертвых) посредством заговора, наложением рук или же силой собственного внушения, зачем тогда университетам тысячами выпускать знахарей, не желающих пальцем пошевелить, чтобы понять или исследовать эти явления?