Читать книгу "#черная_полка - Мария Долонь"

— Мне кажется, Анна была похожа на эту девочку, — сказал он и сразу же сменил тему. — Майер никак не может сделать легальной коллекцию отца. Ту, отобранную у евреев. Она у него в подвале. Спрятана. Он хочет получить звание «Праведник мира» — его Израиль присуждает людям, спасавшим евреев во время Второй мировой на свой риск, «Праведник мира» дает много бонусов. Обладатели immunity. Если Майеру удастся получить это для отца посмертно, он решит вопрос с коллекцией. Но ему не удастся. Я долго работал и собрал документы. Пять лет я носиться по миру. Я нашел доносы в СС. Отто приедет в Москву, думая, что это светлый его день, а он будет черный. Я надеюсь. И тут я хочу тебя просить: ты сможешь позвонить знакомым журналистам, пожалуйста? Мне будет нужна пресса. Ничего не говори им, но обещай сенсацию.

— Открытие выставки в «Наследии» само по себе привлечет только журналистов специальных изданий, — сказала Инга, — новостники и телевизионщики вряд ли появятся на таком событии. Но, если намекнуть на сенсацию и эксклюзивное интервью — может и сработать. Я подумаю.

— Интервью можно, — согласился Майкл, — мне есть что сказать им.

В сумке давно вибрировал телефон. Инга не доставала его, чтобы не перебивать Майкла. Теперь, когда тот облегченно откинулся на спинку скамейки, она решила посмотреть, кто ей так настойчиво названивает.

— Ты почему не берешь трубку? — сердито спросил Архаров.

— У меня был важный разговор. Что-то случилось?

— Вокруг тебя постоянно что-то случается, — хмуро подтвердил он.

— Кирилл, говори яснее, — устало попросила Инга.

— Ночью погиб Геннадий Жужлев. Автомобильная авария. Какая-то неисправность в машине.

— Вот бл… — Инга спохватилась. — У нас труп за трупом! А правда его дело закрыли?

— Да, это вообще черт-те что, но если коротко, то правда… Дело с наездом закрыли, но он, видимо, все равно подался в бега, только вот далеко не уехал. Ты все-таки была права — он боялся кого-то больше полиции, — сказал Кирилл. — Теперь можешь материться.

Инга растерянно посмотрела вокруг. Темнело. Мирный гомон проходивших мимо людей говорил об одном: у нас все хорошо, впереди настоящее лето и отдых.

Вот тебе и свидание. Вместо жгучей радости — обморожение и боль от его истории; вместо поцелуя — смерть Жужлева.

— Что-то случилось? — спросил Майкл, когда Инга нажала «отбой».

— Майкл, у меня к тебе два вопроса. Ты сказал, что у Отто фон Майера есть связь с неизвестным чиновником, который знает кого-то из Большого театра. Ты знаешь — кого?

— Фамилия не была написана. — Майкл говорил медленно, тщательно обдумывая каждое слово. — Какой-то человек. У него есть доступ к рисункам костюмов, декораций. Думаю, этот человек рисует копию и кладет в театр. Он художник, реставратор. В переписке они зовут его или ее… сейчас вспомню. Сложно так. А! Кажется, Джу-джа.

— Жужлев! — Инга не заметила, как схватила Майкла за руку. Она вскочила с лавки, ей хотелось куда-то идти, двигаться. — Мне только что позвонил знакомый из полиции и сказал, что этот человек погиб! Майкл, они убирают свидетелей…

Инга быстро пошла вперед, но внезапно остановилась. Майкл, почти бежавший за ней, еле успел затормозить, чтобы не врезаться в нее. Она смотрела ему в глаза тревожно и испуганно, в ужасе от собственной догадки:

— Ты еще сказал, что недавно они убили человека из-за предмета искусства. Что это был за предмет, не знаешь?

— Знаю, — тихо сказал Майкл. Он видел, что и Инга уже знает то, что он сейчас скажет. — Это была книга. Я был занят «Бессонницей» и сбором документов, за этой историей не очень следил. Они называли ее демонстрация, или поход, как-то так.

— «Парад», — сказала Инга. — Они называли ее «Парад».

Глава 24

Дрянь. Какая же она дрянь!

Инга быстро шагала по Верхней Радищевской. Злость мешала сосредоточиться. Перед мостом, на Яузской, она задумалась и шагнула на красный — застоявшиеся на светофоре машины возмущенно загудели, трогаясь с места, но она не остановилась.

Плана не было. При одном воспоминании о тщательно уложенных локонах Софьи Павловны Инга чувствовала опасное приближение головной боли.

Задушить ее, что ли?

Она прошла Солянку, протиснулась сквозь строительные заграждения, чтобы попасть на Большой Спасоглинищевский. По узкой кромке раздолбанного асфальта обошла яму, на дне которой копошились оранжевые «археологи».

Напротив синагоги тоже шло масштабное строительство. Раньше тут был пустырь, где они с друзьями собирались по вечерам, курили первые сигареты «Мальборо», пили первое баночное пиво и строили планы проехать автостопом по открытому миру. Из-за столбов строительной пыли проглядывал бледно-зеленый цилиндр общежития с выбитыми окнами — его еще не коснулся ремонт.

Она постепенно дошла до Мясницкой, прокручивая в голове варианты воздействия на Софью Павловну. Будь что будет, решила она в конце концов и взялась за массивную дверную ручку квартиры. Стальная дверь оказалась открытой, и Инга без церемоний прошла внутрь.

В этот раз в квартире было светло и даже празднично. Ни пылинки, свежие цветы. Сильно пахло мускусом, а из кухни отчетливо — жареным мясом. Стараясь не производить шума, Инга

как вор

прошла в гостиную.

Безутешная вдова, в полупрозрачной блузке и кружевной юбке сидела на узком диванчике и завязывала бант на объемной подарочной упаковке. В изумлении и гневе она вытаращила на Ингу глаза.

— Да как ты… — она так и задохнулась.

— Дверь была открыта, — невозмутимо произнесла Инга, подходя ближе. Софья Павловна инстинктивно прижала к груди упакованный подарок. От недавних синяков на ее лице не осталось и следа, гладкие щеки отливали перламутром. Взбитые в белесый венчик локоны довершали впечатление — кукла!

— Все молодеете, я вижу? А я к вам по делу.

— Сейчас же выйди! Как ты смеешь ко мне врываться?

— Смею. Дело государственной важности. И вы, уважаемая Софья Павловна, скоро будете проходить по нему главным свидетелем, — Инга подумала и мстительно добавила, — если не обвиняемой, — и прежде чем хозяйка дома успела опомниться, она выхватила у нее из рук упаковку.

— Что ты себе позволяешь? — взвизгнула Софья Павловна.

Но Инга уже разорвала цветную бумагу. Под ней оказалась прямоугольная картонная коробка, а в коробке…

— Константин Коровин, — медленно произнесла Инга, как перед понятыми. — «Малый Китеж». Декорация к опере Римского-Корсакова. За подлинность ручаюсь. — Она вытащила на свет полотно с остроконечными теремами и красными фигурками людей. — Произведение искусства, принадлежащее государству. Как оно у вас оказалось?

Софья Павловна неожиданно резво вскочила с дивана.