Читать книгу "Огнем и мечом. Россия между "польским орлом" и "шведским львом". 1512-1634 гг. - Александр Путятин"

Не побоюсь сказать, что работа, доставшаяся Гермогену, была на тот момент самой сложной и ответственной в Русской церкви. Фактически его назначили на передовой рубеж, где предстояла тяжелая борьба за обращение в христианство множества разноверных племен: мордвы, мари, чувашей, татар и других. Причем русскому митрополиту приходилось решать более сложные задачи, чем его католическим и протестантским собратьям в Америке и Африке. Ведь на востоке России существенно иным был характер взаимодействия христиан с местным населением. Европейцы фактически не признавали «дикарей» людьми и хладнокровно истребляли всех, кто посмел перечить «белым господам». Русские, в отличие от них, считали аборигенов равными себе. А потому даже в мыслях не держали возможности беспощадного уничтожения соседей.

Свою роль сыграло и то, что во многих отношениях уровень развития Казанской и Астраханской земель не уступал московскому. Конечно, их жителям было чему поучиться у русских. Новые методы хозяйствования помогали поднимать экономику края. Но и переселенцы обнаруживали у местного населения массу полезных навыков, ремесленных приемов и обычаев, которые не грех было перенять. Такой же взаимный характер носило и религиозное общение. Паства нового митрополита оказалась вкраплена отдельными островками в гущу иноверного служилого и податного населения. Многие новокрещенцы, быстро осознав, что переход в православие не дает им никаких привилегий, принялись отклоняться к прежним обычаям и верованиям.

Не лучше обстояли дела и в русских общинах. Это только в летописях дело представляется так, будто переселенцы больше заботились о душе, чем о бренном теле. Якобы, придя на новое место, они начинали дело со строительства и освящения храма. На практике же буйные казачьи ватаги в своих скитаниях чаще полагались на сабли и пищали, чем на святой крест. Даже мирные земледельцы, уходя с насиженных мест в леса и степи Поволжья, в Приуралье и за Урал, грузили на телеги серпы и сохи, мешки с домашним скарбом и семенами, но не церковную утварь. В этих условиях митрополиту пришлось начинать работу не с пламенной агитации в иноверческой среде, а с действий охранительных и оборонительных. Понимая, что многие прихожане от старой веры уже отстали, а в новой еще не утвердились, Гермоген на первом этапе сосредоточил основные усилия на поучениях, терпеливо внушая им правила жизни в христианской общине. При этом он действовал исключительно позитивными методами, как бы и не замечая наличия вокруг христиан целого моря иноверцев.

Следующим важным шагом в работе митрополита стало «освящение» новой земли. Гермоген хорошо понимал душу народа, знал, что вера становится сильна только в том случае, если ее подпитывают и незримо поддерживают местные, свои, родные, понятные людям святые заступники. И освоение земли не может быть полным без освящения ее подвигами новых чудотворцев, без обретения собственных икон. По его инициативе были прославлены не только воины, отличившиеся в боях под Казанью, но и трое мучеников, пострадавших в этом городе за веру. Одновременно будущий патриарх утвердил вечную память казанским просветителям: архиепископам Герману и Гурию. «Жития» обоих святых, написанные емким лаконичным слогом Гермогена в 1596— 1597 годах, ярко характеризуют начитанность и литературный талант казанского митрополита. Всячески заботясь о духовной составляющей православия, Гермоген не забывал и о поддерживающих его земных материях. Ускоренными темпами шло при нем строительство храмов и монастырей. Многие признают, что первый казанский митрополит потрудился над обустройством и освящением вверенной ему епархии больше, чем любой из его многочисленных преемников.

Вынужденно сосредоточившись на современных задачах, не забывал Гермоген и об истории. Так, к примеру, он стал одним из горячих сторонников легенды об Андрее Первозванном. Сохранились предания, что тот крестил жителей Великой Скифии за много веков до Владимира Святого. Признание этого события сразу же ставило Русскую землю в число первых, кто принял христианство. Древняя легенда не только льстила формирующемуся национальному самосознанию. Она укрепляла веру русского народа в его особое предназначение, помогала людям пережить беды Смутного времени.

Все это позволяет утверждать, что Гермоген был умен, начитан, деятелен, способен к самостоятельному решению сложных и неоднозначных задач. Многие историки (в частности, Н.И. Костомаров) считали его истовым ревнителем старины и ненавистником всего иноземного. Так ли это? Большую часть своей жизни Гермоген решал задачи, связанные с иноверцами. Это и колонизация новых земель на востоке, и противодействие польско-литовскому вторжению с запада. Но считал ли он другие народы врагами России? Призывал ли к борьбе в первую очередь с ними, а не с внутренними проблемами страны? Ответ на эти вопросы легко найти, сравнивая речи Иова и Гермогена на торжественном молебне у Успенского собора Кремля 20 февраля 1607 года. Там старый и новый патриархи совместно с москвичами просили высшие силы о разрешении народа от клятвопреступлений, совершенных им за времена прежних царствований. Хорошо заметно, что в речи Гермогена упор сделан на призывах прекратить братоубийственную войну, которая представлена делом внутренним, российским. Иов же острие обвинений направляет не только на самого Лжедмитрия I, но и на его иноземное воинство. Конечно же, дело не в том, что Гермоген пренебрегал опасностью польско-литовского вторжения. Просто он понимал, что бороться с иностранными захватчиками лучше мерами позитивными, укрепляющими единство русского народа. А основной причиной неудач считал внутреннюю слабость своей отчизны, рознь между ее православными жителями.

Показательно и поведение Гермогена в июне 1610 года, когда в Москву привели плененного в Волоколамске Филарета. Не забудем, что на тот момент это — «воровской патриарх»! Враг и соперник Гермогена, контролировавший из Тушина половину российского духовенства. Кто-то увидел бы в этом лишь сказочную возможность для расправы. Нет человека — нет проблемы! Но Гермоген поступил по-другому. Он сумел найти политическую конструкцию, в которой вчерашний враг стал его преданным и верным союзником. Легко догадаться, что основой соглашения не могло стать выдвижение Михаила Романова запасным претендентом на трон. Ведь в вопросе о царском венце Филарета могло устроить лишь первое место! А что, если… Давайте предположим, что два патриарха не только ликвидировали раскол церкви, но и договорились о совместном выдвижении кандидата в цари. Имело ли смысл в таком случае заявлять о его притязаниях на трон в осажденной врагами Москве? В условиях, когда организовать честные выборы практически невозможно?! Да, бесспорно! Претендент должен обсуждаться в народе, быть на слуху. Без публичности выборы не выиграть! Но нужно ли в этих условиях показывать все, стоящие за его спиной, силы и ресурсы?.. Ни в коем случае! Пусть лучше плетется в хвосте — так безопаснее.

Уже потом, когда ничего нельзя было сделать, поляки обвиняли Филарета, что он тайно сговорился с Гермогеном не пускать Владислава на российский трон. Мол, задачей старшего Романова было сорвать подписание договора с Сигизмундом, а Гермоген «имался всех людей к тому приводить, чтобы сына его Михаила на царство посадити». В доказательство королевские прознатчики приводили свидетельство некоего Федора Погожего, который в расспросе на Москве «весь злой завод и совет Филарета выписал». Может, это обычная клевета? Желание огульно обвинить старшего Романова? Вряд ли… Скорее можно поверить, что договоренность между патриархами была на самом деле. И что «объединенная церковная партия» не только выдвинула своим кандидатом юного Михаила, но и разработала план по продвижению его в цари. Вероятнее всего, Гермоген с Филаретом обменялись при этом всеми возможными клятвами и гарантиями. Именно тогда старший Романов, основной автор и сторонник «тушинской» идеи о призвании на трон Владислава, вдруг превратился в главного противника Сигизмунда на переговорах. Находясь в лагере врага, Филарет понимал, что недаром рискует жизнью, и верил — Гермоген не подведет.