Читать книгу "Чужое место - Андрей Величко"

— От того, что покровители эсеров поймут — за ними началась охота, она только уменьшится. Нет уж, давайте не будем спешить. Лучше доложите мне план мероприятий по усилению охраны цесаревича Михаила.

— Главное из них — убедить его высочество относиться к нашим рекомендациям хотя бы вполовину так серьезно, как это делаете вы. Все остальное приложится.

— Хорошо, сам поговорю с Мишкой.

Однако сначала я съездил в Кресты и побеседовал с другим человеком. Звали его Владимир Ильич, общеупотребимая фамилия пока была Ульянов, и на днях он должен был отправиться в первую ссылку — суд дал ему три года. Крупская собиралась поехать в Шушенское с ним, но такое было возможно только для супругов, чей брак освящен церковью, отчего Ильич подал прошение о венчании прямо в Крестах. Вот, значит, я и решил в виде Юрия Андропова лично отвезти ему разрешение. Ибо давно прошли те смутные времена, когда агентов Рогачева можно было пересчитать по пальцам (правда, с задействованием и ног тоже), и их сил едва хватало на присмотр за одним Морозовым-Кориным. Сейчас, если понадобится, можно без особого напряжения сил взять под колпак весь Союз борьбы за освобождение рабочего класса, и еще останется кому присмотреть за анархистами.

— Чем же моя скромная персона заинтересовала настолько высокое начальство, что разрешение привез аж действительный статский советник? — хмыкнул Ильич.

— Вашими убеждениями, а точнее, их довольно быстрой и неожиданной трансформацией, — объяснил я. — Еще год назад вы считали Россию капиталистической страной, а сейчас явно под влиянием Плеханова пришли к выводу, что она полуфеодальная. С этим трудно спорить, и с тем, что к социальной революции надо двигаться поэтапно — тоже.

На Физиономии Ильича начали появляться первые признаки обалдения, и я продолжил:

— Но вот сами этапы вы, с моей точки зрения, обозначили весьма странно. Мол, сначала рабочий класс в союзе с либеральной буржуазией свергает самодержавие, а потом в союзе с крестьянством разбирается с буржуазией. Так?

— Ну, если отвлечься от вашей нарочитой вульгаризации проблемы, то да.

— А почему не наоборот? Ведь буржуазия, будь она хоть десять раз либеральной, именно в силу своих классовых интересов всегда будет антагонистом пролетариату. Кстати, либералы — те еще сволочи, мать родную продадут, не задумываясь, не говоря ж о каком-то там пролетариате. Вспомните историю практически всех революций. Если мы придем к консенсусу, дам почитать соответствующие материалы, у нас их много. Да таких, что волосы дыбом встанут!

Тут я осекся, ибо Ильич уже сейчас являлся обладателем заметной лысины, но будущий вождь пролетариата был выше подобных мелочей и мою бестактность проигнорировал.

— Почему не наоборот? — повторил я. — Сначала в союзе с самодержавием решительно разобраться с либеральной буржуазией, а уж потом переходить к построению социалистического общества. Так будет логичнее, ибо буржуазия за свое право эксплуатировать рабочих перегрызет глотку кому угодно, а самодержавие, если вдуматься, является последней стадией перед переходом к социализму и на самом деле против него в общем-то ничего не имеет.

— Это лично вы, господин статский советник, можете не иметь, во что, кстати, трудно поверить. Но самодержавие является выразителем классовых интересов крупного капитала и высшего реакционного дворянства.

— Да кто же вам такое сказал? Сейчас, подождите минут пять.

Я достал из портфеля флакон с растворителем, тряпочку, небольшое зеркало и, быстро отклеив с физиономии лишнюю мохнорылость, смыл грим и предстал перед Ильичом в своем каноническом облике.

— Узнали? На всякий случай представляюсь официально. Александр Александрович Романов, император. И совершенно ответственно заявляю — мне самому пока неясно, кого бы я большим удовольствием лично перестрелял — высшее дворянство или самых богатых представителей крупного капитала. Хотя, если учесть, что они все банкиры, промышленники-то победнее будут, то, пожалуй, сначала все-таки финансовых воротил. Но и совсем обделять вниманием высшее дворянство тоже никак нельзя.

Вот тут будущего Ленина наконец-то проняло всерьез, он даже на некоторое время потерял дар речи, что для него было совершенно нехарактерно.

— В общем, предлагаю подумать о возможности построения социального государства пролетариатом в союзе с самодержавием — по крайней мере, на первом этапе. И, кстати, не хотите ли сменить место ссылки? С Сибири на квадрат Б-двенадцать.

— Э… ваше величество, — очнулся от столбняка Ильич, — а где это?

— В Гатчинском дворцовом комплексе, Приоратский замок и прилегающая к нему территория площадью два гектара. Причем, если вам там не понравится, можете в любой момент по первому же требованию отправиться в Сибирь. Да, чуть не забыл. Госпожа Крупская, разумеется, может жить с вами, и венчаться, раз уж вы атеисты, для этого не обязательно. В общем, на ваше усмотрение.

Однако господину Ульянову в такой момент явно было не до какого — там венчания. Его интересовали более актуальные вопросы.

— Господин… ваше…

— Меня зовут Александр Александрович. Так ко мне и обращайтесь, если вы не против.

— Благодарю. Но почему вы считаете самодержавие и социализм родственными понятиями?

— Да потому, что они такие и есть. С какой такой стати мне все бросить и начать выражать интересы великих князей и крупных банкиров, которые, кстати, все как один вполне определенной национальности? Для меня высшей ценностью является крепкое и справедливое государство, и рабочий класс, по-моему, будет наилучшим партнером в его построении. Ведь чем идеальный госкапитализм отличается от социализма? Только самым верхним эшелоном власти. При социализме вместо монарха там будет представительный коллективный орган народовластия, а остальные различия не принципиальны и легко преодолимы при наличии политической воли. Так вот, почему бы монарху для начала не стать председателем того самого органа народовластия? Тогда социальная революция сможет пройти если и не совсем мирно, то уж во всяком случае без миллионных жертв. А при любом другом раскладе они обязательно будут, вспомните хотя бы французскую революцию.

— Ладно, Александр Александрович. Вы действительно говорите очень интересные вещи, нуждающиеся в тщательном осмыслении, и, будь я борцом-одиночкой, скорее всего, уже принял бы ваше предложение. Но сейчас мне не дает это сделать вопрос — что станет с моими товарищами по борьбе за освобождение трудового народа?

— Да то же самое, что с вами, причем в обоих вариантах. Только убеждать их придется уже вам, у меня на это просто нет времени. Кто согласится с концепцией легальной борьбы в предложенном формате — милости просим в Приорат. А для несогласных, вы уж извините, все останется как было. Как мне кажется, нелегальной борьбой лучше заниматься в Туруханском крае, нежели в Санкт-Петербурге. Или есть еще такой остров, называется Новая Земля, там тоже неплохо. Для тех же, кто примет мое предложение, уже есть поприще, где они смогут приложить свои силы и умения. Я давно задумываюсь о создании какой-нибудь чрезвычайной комиссии по охране прав человека. Которая должна неустанно мониторить ситуацию в этой области и в случае любого нарушения немедленно докладывать мне. Но исключительно вместе с предложениями, как можно поправить дело. Плач типа «ой, все плохо, мы просто не знаем, что делать» я рассматривать не буду.