Читать книгу "Гребаная история - Бернар Миньер"

Чарли говорил с неохотой, на его лице оставалось все то же выражение холодного гнева. Я сам чувствовал, как моя грудь раздувается под действием смеси адреналина, ярости и горя. Я испепелял его взглядом, и его глаза сверкали той же враждебностью. Я почувствовал, что что-то между нами сейчас окончательно разбилось и наша дружба не выживет после того, что случилось на этой улочке. Эта единственная связь, которая до настоящего момента объединяла нас столько лет, когда мы были как братья, умерла этим вечером, и это печалило меня… бесконечно печалило…

– Почему ты не сказал раньше?

Он сделал вид, будто разглядывает носки своих кроссовок.

– Я не знал, как тебе сказать… Клянусь, я хотел тебе сказать…

– Ты мне отправлял другие послания?

– Э?.. Нет! Только это!

– Почему ты мне прямо это не сказал? Почему чертово анонимное письмо, Чарли?

Теперь мой голос был почти плачущим. Я увидел, как Чарли побледнел, несмотря на искусственные неоновые краски у него на щеках.

– Потому что у меня были сомнения…

– Сомнения в чем?

– В тебе. Я хотел видеть твою реакцию.

– Почему?

– Потому, что я подозревал тебя, вот почему!

Он почти выкрикнул это. Я смотрел на него, совершенно ошеломленный. Глаза Чарли не могли быть более грустными, чем в то самое мгновение. Никогда раньше я не видел в них такого выражения. Да. Наша дружба окончательно умерла. После этого не существовало ничего, что могло бы ее спасти… Я развернулся и направился назад к машине; что-то окутывало меня, как влажное и холодное покрывало, отделяя от всего остального мира.

…безграничное отчаяние…

Я был несчастнее несчастного.

30. Взлет

Реактивный самолет рейсом в округ Ли, находящийся на крайнем юго-западе Вирджинии, но обладающий своим аэродромом, выруливал на взлетную полосу. Перед кабиной пилота стюардесса жестами показывала, как действовать во время аварии: маска, спасательный жилет… Пытаясь не обращать на нее внимания – правда, безуспешно, – Грант Огастин с тревогой спросил себя, какому проценту пассажиров на самом деле удается выполнить все как следует.

Он ненавидел самолеты, но тем не менее у него был свой собственный, реактивный: положение обязывает. В конце концов Джей убедил его воспользоваться им: так лучше, чем трястись восемь часов по дороге туда и обратно через Блю-Ридж[50].

«И все это ради того, – размышлял Огастин, – чтобы позаигрывать со всякой деревенщиной на границе с Кентукки. С этими обитателями полупустых горных поселков, где старики еще говорят с акцентом, скрипящим, словно старый драндулет, молодые женщины кривляются, подражая героиням телешоу, а самый крупный город насчитывает меньше двух тысяч жителей…»

По другую сторону от центрального прохода Джей смотрел в иллюминатор на удаляющиеся огни аэропорта Шарлотсвилл-Албемарл. Иногда Огастин ненавидел своего верного пса за его хладнокровие при любых обстоятельствах. Должно быть, Джей угадал его мысли – он повернулся к Гранту и улыбнулся. Его блеклые серые глаза всегда сверкали внутренним огнем, который пробирал Огастина еще с тех пор, когда они были подростками. Откровенно говоря, Гранту, который благодаря современным технологиям контролировал сердце и разум каждого американца, никогда не удавалось прочитать, что на уме у человека, который был к нему ближе всех. Прожив при нем тридцать пять лет, Джей все равно оставался для своего босса тайной. Иногда по ночам Огастин просыпался в поту и вспоминал, что ему снился Джей, причем Джей, который – по неизвестным ему причинам – только что убил его спящего. Грант никогда не думал о том, чтобы обойтись без него, отказаться от его преданной службы, но изредка спрашивал себя – и при этом его внутренности завязывались в несколько узлов, – как отреагировал бы Джей, если б он и в самом деле так поступил.

Однажды Огастин видел Джея в действии. Он был еще студентом; подружка объявила ему, что оставляет его ради одного из игроков университетской футбольной команды. Джея же только что уволили из морской пехоты за неподчинение и насильственные действия по отношению к вышестоящим чинам. Они были друзьями с детства, но связь между ними никогда так не ослабевала, как в тот период. Однако именно к Джею Грант обратился, чтобы рассказать о своем несчастье: он до безумия любил эту девушку.

– Я этим займусь, – пообещал Джей.

Он подкараулил этого типа однажды ночью, когда тот возвращался с праздника, прыгнул на него и усыпил тампоном, пропитанным каким-то веществом. Когда парень пришел в себя, он был связан и находился в микроавтобусе Джея.

Неподалеку от студенческого городка в лесу был ручей, который тек между двух толстых стен живой изгороди. С одного берега до другого его пересекала толстая сточная труба. Джей – с закрытым лицом и вооруженный – привязал парня к трубе. Голого. Была середина зимы. Грант наблюдал за этой сценой, спрятавшись в кустах, с сильно бьющимся сердцем. Джей приказал ему не показываться. Так они и провели бо`льшую часть ночи: Джей и тепло одетый Грант. Время от времени Джей спокойно повторял одно и то же:

– Ты оставишь в покое эту девушку, понял? Если нет, я переломаю тебе руки и ноги, и тогда со своей спортивной карьерой можешь попрощаться, ясно? Кивни, если понимаешь…

Также Джей заставил его выпить полбутылки бурбона и проглотить какие-то таблетки. Пять часов спустя он оставил его перед больницей, пьяного и замерзшего.

Огастин знал, что с тех пор Джей творил куда худшие вещи – для него, только для него… и для его «Вотч Корп». Он улыбнулся Джею в ответ и увидел, как тот вынул из кармана телефон. Действительно, Грант почувствовал вибрацию.

– Сэр, – обратилась стюардесса к Джею, но Грант сделал ей знак оставить их в покое, и она замолчала, неодобрительно нахмурившись.

Кроме них двоих, она была единственной, кто находился в салоне, и, должно быть, рассматривала эту территорию как свою. Шум моторов усилился. Грант почувствовал, как на верхней губе выступили капли пота.

Он услышал, как Джей ответил: «Да», – а затем начал внимательно слушать.

– Уверен? Какова вероятность? Больше девяноста пяти процентов?

Грант почувствовал, что его пульс бьется все быстрее.

– Значит, дед – он, так?

На этот раз Огастин больше не сдерживался. Он выпрямился на своем сиденье, забыв, что находится в самолете, даже когда пол наклонился, будто лыжный трамплин, что обычно заставляло его вжаться в свое кресло, и потянулся через проход, не обращая внимания на яростный рев моторов.

– Спасибо, – сказал Джей. – Тебе перезвонят.

Он разъединил вызов и повернулся к боссу. Стоило Огастину увидеть выражение лица Джея, как волнение моментально покинуло его, а сам он мысленно воспарил в небеса. Светящаяся табличка наверху указывала, чтобы он оставался пристегнутым, но Огастин отстегнулся, чтобы наклониться еще сильнее.