Читать книгу "Внутренний враг. Шпиономания и закат императорской России - Уильям Фуллер"

Что можно сказать о деятельности общества в целом на примере Земгора, комитетов военной промышленности и системы особых совещаний? Поскольку служба в Земгоре освобождала от призыва, зачастую армейские смотрели на многочисленных функционеров (иронически именовавшихся «земгусарами») практически как на уклонистов62. Мнение это, однако, было в большой степени несправедливо, поскольку агенты Земгора превосходно себя проявили в организации медицинского обслуживания армии и в снабжении обмундированием и обувью. Уже к лету 1915 года Земгор снарядил более пятидесяти санитарных поездов, полностью укомплектованных врачами и медсестрами, с хорошо оборудованными операционными, палатами и аптечными пунктами63. Через год после создания Земгора под его началом находилась уже целая система прифронтовых столовых, клиник, магазинов и передвижных бань. Земгор так энергично заботился о здоровье и гигиене русского солдата, что, как отметил один генерал, во время войны солдат был даже здоровее, чем в мирное время64.

Другое дело — военно-промышленные комитеты. По всем показателям их эффективность была несравнимо ниже, чем у Земгора, — они часто не выполняли свои задачи, участвовали в противоправительственной политической деятельности и открыто соперничали с официальными государственными организациями, отвоевывая у них технический персонал и без того скудные запасы сырья65. Более того, поставляемая ими продукция зачастую была дрянного качества, а то и вовсе не годной. Так, хотя в 1915 и 1916 годах военно-промышленные комитеты действительно поставили на фронт более 14 млн ручных гранат — почт половину всех поставок за эти годы, — проведенные в 1916 году полевые испытания показали, что до 65 % полученных армией гранат были браком: они не взрывались66.

Что касается системы особых совещаний, то, первоначально создававшиеся по модели британского министерства вооружений, впоследствии они значительно отклонились от образца. Для оптимальной работы промышленности в условиях Первой мировой войны требовалась экономическая диктатура, тогда как система особых совещаний не столько координировала, сколько фрагментировала деятельность в сферах продовольствия, топлива, транспорта67. В результате эта система не привела ни к рационализации, ни к централизации экономики и, напротив, стала источником анархии, дублирования функций, злоупотреблений и непроизводительных расходов. Недостаток разумного централизованного планирования приводил к опасным нелепостям: так, в 1915 году множество железнодорожных ремонтных мастерских было принудительно перепрофилировано на производство снарядов, без учета последствий для транспортной системы страны68. Медленный упадок российской железнодорожной сети в конце концов оказался более разрушительным для военной мощи России, чем недостаток вооружения, поскольку в результате был ограничен доступ армии ко всем без исключения ресурсам, что подорвало нравственный дух и спровоцировало стихийное недовольство. Февральская революция 1917 года в Петрограде началась с голодных бунтов, вызванных не абсолютным дефицитом продуктов питания на территории империи, а скорее отсутствием необходимых локомотивов и подвижного состава для обеспечения снабжения столицы.

И, наконец, говоря о системе особых совещаний, следует остановиться на особом совещании по обороне. Поскольку оно преследовало сразу две цели — решить проблему с артиллерийскими боеприпасами и смягчить настроение образованной публики, то с самого момента своего возникновения это особое совещание было одновременно органом политическим и экономическим. Большая часть из его двадцати семи членов (среди них одиннадцать думских депутатов, три представителя от военно-промышленных комитетов и два от Земгора) представляли «общество», а не чиновничество или высшие эшелоны правительства. Однако если экономические успехи этого совещания едва тянули на тройку, политическая его деятельность была просто никудышна. Принимавшиеся этим органом решения либо отражали общественную истерию, либо потворствовали ее росту, и чем дальше, тем больше. В унисон с раздававшимися в прессе воплями о «немецком засилье» совещания принялись преследовать этнических немцев и другие национальные меньшинства, отнимая их имущество и секвестируя собственность. Часто прибегали к внесудебному преследованию, даже если дело касалось, например, фабрики, производившей нужную фронту продукцию.

Среда жертв совещаний оказалось семейство промышленников Тильмансов, с которым мы уже встречались на страницах этой книги. Ковенский завод, принадлежавший Рихарду Тильмансу, был самым крупным в стране производителем деталей, необходимых для сборки винтовочных ящиков. Несмотря на это, в начале 1915 года завод был закрыт властями. В октябре Министерство промышленности и торговли предложило особому совещанию по обороне позволить Тильмансу перенести свое производство в Центральную Россию69 и вернуться к работе: армия отчаянно нуждалась в продукции его фабрики; более опытного руководителя для нее не найти; поскольку Тильманс уже более тридцати лет является российским подданным, нет оснований сомневаться в его лояльности. Сначала особое совещание вроде бы склонялось в пользу просьбы министерства, однако влиятельная группа депутатов, в том числе председатель Думы Родзянко, убедила других членов совещания в том, что не только ни в коем случае нельзя открывать завод Тильмансов, но, напротив, необходимо его категорически секвестировать, передав помещения, станки и землю в казну. Резоны, приводившиеся в пользу такого порядка действий, иллюстрируют качество аргументации, зачастую господствовавшей в совещании по обороне. «Германский характер фирмы», как заявлялось, «представляется несомненным», а подозрение, что фирма замешана в некоей прямо не названной «преступной деятельности», «представляется весьма вероятным». Разрешение вести в самом сердце Великороссии бизнес, принадлежащий личности с подозрительной немецкой фамилией, может оказать «вредное влияние на психологию рабочих масс». И, наконец (это был последний, убийственный довод), «вполне установлено», что Тильманс и некоторые его сотрудники были знакомы с Мясоедовым и что Мясоедов печатал «конспиративные документы» в одной из контор компании. (Мясоедов в самом деле в годы своей вержболовской службы охотился в обществе Тильманса, а также как-то раз позаимствовал принадлежавшую фирме Тильмансов пишущую машинку, на которой напечатал письмо своей любовнице.) Голосование особой комиссии за наложение ареста было единодушным70.

В.Н. Шаховского, служившего министром торговли и промышленности с первых месяцев 1915 по начало 1917 года, подобное идиотство приводило в отчаяние71. Бывший военный министр А.Ф. Редигер, необычайно проницательный свидетель, считал особые совещания фактически бесполезными, а блестящий химик В.Н. Ипатьев, лучше других представлявший себе организацию промышленности во время войны, считал, что их создание было чрезмерно острой реакцией на снарядный кризис, что их существование препятствовало централизованному планированию экономики и что их политика неразборчивого секвестрования была позорна и вредна для страны72.

Петля затягивается

Если национальный шовинизм, демагогия и посторонние мотивы могли разложить особое совещание по обороне, стоит ли удивляться, что комиссия Петрова проявила еще большую предвзятость и неосмотрительность. Все-таки у особого совещания, помимо улучшения образа правительства, были и серьезные экономические задачи, тогда как комиссия Петрова с самого начала своего существования имела сугубо политический характер. Поскольку самые влиятельные ее участники заранее решили, кто именно виновен в неготовности России к войне, фактически ее работа шла в обратном порядке: вместо того чтобы сначала собрать факты, а потом сделать на их основании беспристрастные выводы, начали с выводов и подбирали факты в их поддержку. При ретроспективном взгляде становится очевидно, что большинство членов комиссии были заинтересованы не столько в том, чтобы выяснить истинные причины проблем со снабжением армии, сколько в том, чтобы собрать достаточно оснований д ля начала уголовного преследования Сухомлинова. При этом никто особенно не скрывал истинной цели — дискредитировать право императора назначать министров и тем самым помочь Прогрессивному блоку сформировать «правительство доверия».