Читать книгу "Великие битвы XI-XIX веков. От Гастингса до Ватерлоо - Эдвард Кризи"

С большим трудом и только благодаря стараниям своих преданных офицеров Наполеон расчистил себе путь в толпе беженцев и оставил поле своей последней битвы и закончил свою последнюю войну, которую и он, и Франция окончательно и бесповоротно проиграли. В то же время герцог Веллингтон продолжал идти вперед вместе со своими победоносными солдатами, пока не достиг возвышенности у Россома. К тому моменту уже полностью стемнело, взошла молодая луна. Лунный свет и всполохи огня над горящими домами освещали спасавшихся бегством французов и преследовавших их пруссаков. Только тогда Веллингтон окончательно убедился в том, что победа была полной. Он поскакал в сторону Ватерлоо по дороге, ведущей на Шарлеруа, около Бель-Альянса герцог встретился с Блюхером. Вожди армий-победительниц тепло поздравили друг друга с победой. Они договорились, что прусская армия продолжит преследование французов, чтобы не дать им возможности собрать и перегруппировать свои разбитые войска. Англичане же, утомленные после целого дня ожесточенного сражения, не пошли дальше высот, которые перед сражением занимали французы. Пруссаки преследовали и безжалостно истребляли спасавшихся бегством французов в течение всей ночи. Французы бросили всю артиллерию, обоз, все свое имущество. Многие тысячи пехотинцев побросали оружие, чтобы облегчить себе бегство. Путь их бегства на многие километры был усеян телами убитых. Не было организовано ничего похожего на арьергард или прикрытие, армия отступала в беспорядке. В районе моста и селения Женап, в первом же узком проходе, через который проходила французская армия, была организована попытка сопротивления. Местность была удобной для обороны, и несколько стойких батальонов при умелом командовании могли бы надолго задержать здесь преследующего французов противника. Но в разбитой армии воцарились отчаяние и паника. При первых же звуках прусских барабанов и сигнальных труб Женап был оставлен, и никто не думал уже ни о чем, кроме как о том, как бежать, спасая свою жизнь. Прусские солдаты во главе с генералом Гнейзенау продолжали преследовать и истреблять спасающихся бегством французов. Даже когда прусская пехота выбилась из сил и не смогла продолжить преследование, французов не оставляли в покое. Гнейзенау продолжал преследовать их силами кавалерии. Кроме того, он изобрел оригинальный трюк, благодаря которому французские солдаты продолжали считать, что прусская пехота все еще идет за ними. Они боялись останавливаться для того, чтобы хоть ненадолго отдохнуть. Он посадил на захваченных у французов лошадей своих барабанщиков. Те ехали вместе с кавалеристами и начинали бить в барабаны, как только видели перед собой скопления убегавших французских солдат. Так французы бежали, а пруссаки преследовали их до Катр-Бра и даже до Франа. Когда же Гнейзенау наконец натянул поводья и сразу же за Франом остановил наиболее ретивых охотников, которые продолжали погоню вместе с ним до последнего, французы продолжали в панике разбегаться через Госели, Маршьенн и Шарлеруа. Они изо всех сил спешили перебраться назад на левый берег реки Самбры, откуда они еще сто часов назад так гордо и торжественно ступили на эту землю.

Часть сил левого крыла французов попыталась спастись с поля боя, не смешиваясь с основными массами армии, отступающими через Женап. Один из офицеров, выбравших путь отступления на запад через холмистую местность, позже правдиво описал, что ему довелось увидеть и пережить. Во время кампании 1815 г. полковник Лемонье-Делафоссе служил в штабе генерала Фуа и действовал в составе той части армии Наполеона, которая штурмовала Угомон и позиции правого фланга англичан. Когда в конце дня колонны императорской гвардии пошли на свой последний штурм, вместе с ними шли и солдаты дивизии Фуа. Полковник Лемонье-Делафоссе описывает то воодушевление и предчувствие победы, которое испытывали они, поднимаясь в атаку, страшную схватку, а затем смятение, безнадежное бегство, в которое обратились он и его товарищи. Вот его рассказ о завершающем моменте сражения:

«На окраине фермы Угомон, после того как мы откатились назад под огнем противника, даже не дожидаясь сигнала к отступлению, собралось примерно 300 человек. Это было все, что осталось от нашей славной дивизии. Там же оказалась и группа генералов, среди них Рейль, под которым убило коня, Эрлон, Башелю, Фуа, Жамен и другие. Лица у всех были мрачными и скорбными, как и лица наших разбитых солдат. Они говорили: «Здесь все, что осталось от моего корпуса, дивизии, бригады. Только я один». Нам пришлось стать свидетелями, как приняли славную смерть генералы Дюэм, Пеле-де-Морван, Мишель. Мой командир генерал Фуа получил ружейную пулю в плечо. Из всего штаба при нем осталось лишь два офицера – Каур-Дюа и я. Удача не оставляла меня среди всех опасностей того дня, даже когда я оказался на земле и на меня упал убитый подо мной конь.

На нас мчались вражеские кавалеристы, и нашей маленькой группе пришлось отступить. То, что случилось с нашей дивизией, действовавшей на левом фланге, произошло с войсками по всему фронту. Наступление неприятельской конницы, заполнившей всю равнину, деморализовало солдат. Увидев, что армия отступает повсюду, каждый стал думать только о спасении собственной жизни. Через минуту дорога оказалась заполненной смешавшимися в беспорядке пехотинцами, кавалеристами, артиллеристами. Все перемешались в той давке. Представьте себе 40 тыс. человек, которые, толкаясь и мешая друг другу, пытаются пробить себе путь. Мы не могли бы двигаться по дороге без риска оказаться задавленными в толпе. Поэтому генералы, собравшиеся вместе у Угомона, поскакали прямо через поля. Только генерал Фуа не оставил 300 солдат, которых он вывел из боя. Он шел во главе своих людей. Мы хотели, не смешиваясь с толпой беженцев, покинуть поле боя. Наш генерал желал отступить, как настоящий солдат. Увидев три группы огней на горизонте в направлении на юг, генерал спросил меня, что, по моему мнению, это было. Я ответил: «Первые огни слева – это Женап, вторые – это Буа-де-Боссю, близ Катр-Бра. Наконец, третьи – это Госели». – «Давайте отправимся в сторону вторых огней, – решил Фуа, – и пусть ничто нас не остановит. Встаньте впереди колонны и не теряйте огней из виду». Таким был приказ, который я получил.

После всех потрясений и непрекращавшегося грохота долгого дня сражения какой же величественной была тишина той ночи! Мы продолжали наш скорбный одинокий путь. Каждый предавался самым тягостным размышлениям. Все чувствовали себя униженными, все потеряли надежду, но никто ни словом не выразил сожаления. Мы шагали молча, подобно группе плакальщиков. Можно сказать, что мы присутствовали на похоронах славы нашей страны. Внезапно тишину разорвал оклик: «Кто идет?» – «Франция! Келлерман!» – «Фуа!» – «Это вы, генерал? Идите к нам». В тот момент мы шли у небольшого возвышения, у подножия которого стояла чья-то хижина. В ней остановились Келлерман и его офицеры. Они вышли из нее и подошли к нам. Фуа сказал мне: «Келлерман знает эти края. Он уже был здесь раньше со своей кавалерией. Нам будет лучше пойти с ним». Но оказалось, что Келлерман решил отправиться в сторону Женапа, избрав путь, от которого наш генерал справедливо решил отказаться. Я прошел налево и вскоре убедился, что так и было. Только тогда я в полной мере осознал, какой хаос царит в нашей разбитой армии. Какое ужасное зрелище! Горный обвал, что мгновенно сметает все, попавшееся на его пути, не шел ни в какое сравнение с этим нагромождением людей, лошадей и повозок, сталкивающихся друг с другом. Они объединяются в некое подобие организованной массы лишь для того, чтобы смести очередное препятствие, которое мешает им в слепой неуправляемости двигаться вперед. Горе тому, кто попытается помешать им! Он будет тут же растоптан, задавлен до смерти! Я вернулся и доложил моему генералу о том, что увидел. Он сразу же оставил группу Келлермана и решил вернуться к своему первоначальному плану.